Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

Исход ожесточенной борьбы между крупными латифундистами и мелкими свободными землевладельцами и земледельцами, под знаком которой на протяжении столетий проходила политическая жизнь Римской олигархической республики, к описываемому времени окончательно определился. Эта борьба завершилась победой латифундистов. Не выдержавшие рыночной конкуренции с продукцией латифундий (более дешевой, чем продукция свободных сельскохозяйственных производителей — до тех пор, пока себестоимость продуктов рабского труда, применявшегося в латифундиях, была ниже, в связи с дешевизной рабов и, соответственно, незначительности расходов на их содержание; положение изменилось лишь впоследствии, когда покорение римлянами всех соседних, густонаселенных государств античной Экумены привело к уменьшению притока извне рабов-военнопленных), свободные римские земледельцы были, так сказать, ликвидированы латифундистами как класс, почти бесследно растворившись как в рядах огромной постоянной армии Римской республики, так и в массе городского «пролетариата» (товарищи Карл Маркс и Фридрих Энгельс сказали бы — «люмпен-пролетариата», что означает по-немецки — «пролетариата в лохмотьях») — «нового плебса». Иными словами — в скопище деклассированных и коррумпированных, вследствие вечного голода и вечной бедности, бездельников. В «столичной биомассе», гнушавшейся труда (как «низкого занятия, подобающего лишь рабам, а не свободным римским гражданам»). Ведшей почти растительное существование, мыкавшей горе между даровыми гладиаторскими играми, колесничными бегами и травлей диких зверей на цирковой арене, дожидаясь очередной «анноны» — бесплатной хлебной раздачи от государства — и очередной подачки от господ кандидатов на замещение государственных должностей, скупавших по дешевке их — бедных, но свободных римских избирателей и граждан! — голоса. Сохранившаяся еще прослойка свободных городских ремесленников и арендаторов (видимо, не слишком малочисленная), не имела в пору юности главного героя данной книги особого общественно-политического веса и значения.

Но в Граде на Тибре существовала и еще одна, весьма денежная, сила, стремившаяся обрести политическое влияние, в котором ей до сих пор было отказано. Этих людей — богатых римских граждан, носивших, в качестве отличительного знака, золотое кольцо на пальце, но не принадлежавших к патрициату — именовали «всадниками» (по-латыни — еquitеs, «эквесами» или «эквитами»).

3. «Мужлан» Гай Мáрий, дядя Цезаря

Служебная карьера отца «нашего» Цезаря, «звезд с неба не хватавшего», завершилась должностью претора[20], а затем и проконсула[21]. Ему была отдана в управление еще не вполне замиренная Римом провинция Азия[22]. Особой роли в воспитании своего сына и наследника его отец и тезка Гай Юлий Цезарь Старший, похоже, не играл, и не служил своему отпрыску примером для подражания. А вот мать Цезаря, властная Аврелия, обладавшая завидными практической хваткой и здравым смыслом, долго держала сына под своим влиянием. В общественной жизни Града на Тибре семейство Юлиев заметной роли не играло.

Однако заключение удачного брака опять заставило Рим заговорить о Юлиях, чье имя снова обрело известность. Тетка Цезаря — Юлия — вышла замуж за одним из виднейших политических деятелей описываемой эпохи — доблестного мужа, чьему славному примеру Цезарь на протяжении всей своей жизни стремился следовать, чей образ, овеянный славой, он, с той или иной целью, не раз использовал, как лозунг, щит и знамя — Гая Мария, консула, реформатора римской армии и прославленного полководца, успешно отразившего нашествие «варваров»[23] — кельтов (цельтов) и германцев, — поставившее под угрозу само существование «Вечного» Рима.

Глядя на портретный бюст вышедшего из самых низов великого военачальника и политика Гая Мария, сразу понимаешь, что он не был наделен излишним чувством юмора (если вообще им обладал). Зато природа, или боги, наделили его множеством других качеств, несомненно, необходимых всякому человеку, происходящему из социальных низов и стремящемуся пробиться наверх, в высшие сферы. Например, решительностью, беззастенчивостью в средствах и немалой порцией жестокости.

Его явно не отличающееся особой тонкостью, и уж тем более — изысканностью — черт, довольно мрачное безбородое лицо можно увидеть и, при склонности к физиогномике, изучить по бюсту, выставленному на всеобщее обозрение в Музее Римской цивилизации «Вечного Града» на Тибре: глубокие морщины, чувственные губы, львиный нос, многочисленные складки, наводящие скорее на мысль о склонности к насилию, жестокости и вспыльчивости, чем на способность тонко чувствовать и испытывать душевные страдания. И надо всем этим нависает большой выпуклый, мощный лоб, говорящий о незаурядных мыслительных способностях.