Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

По окончании двадцатилетнего срока службы „контрактник“ Цезаря (если, конечно, выживал), в дополнение к захваченному на войне золоту, жалованью и подаркам от щедрот полководца, получал земельный надел и усадебку. Кем же были эти „мулы“ Гая Юлия? Боевыми машинами? Объектами манипуляции? Жертвами изощренного обмана? Молчаливыми исполнителями воли своего „дукса“, у которого они, можно сказать, „ели с ладони“? Вне всякого сомнения — да. Но не только. Они не позволяли своим военачальникам, которым клялись в верности не на жизнь, а на смерть, как наемники своим кондотьерам, творить с ними все, что „дуксам“ заблагорассудится. Римские „контрактники“ вполне осознавали свое положение и свое могущество. Простой воин незнатного происхождения мог подняться по военной служебной лестнице до центуриона. Именно центурионы-сотники составляли главный нерв этой армии — все как на подбор опытные, старослужащие вояки, от примипилов (буквально: „первых метателей пилума“ — центурионов самого высокого ранга), до деканов-десятников, командовавших десятком воинов каждый, или сигниферов-знаменосцев (главными из которых были аквилиферы-орлоносцы). В бою центурион занимал место в первом ряду, на правом фланге своей центурии. Шесть центурионов первой когорты каждого легиона имели право участвовать в заседаниях военного совета. Именно центурионы были главной надеждой и опорой Гая Юлия. Символом власти центурионов над нижними чинами и одновременно — орудием наказания провинившихся подчиненных — служила тяжелая палка (лат. vitis) из виноградной лозы. Центурионы были, в сущности, главными войсковыми командирами, превращавшимися, как подчеркивает, например, Плутарх, в непобедимых героев, которые „с непреодолимой отвагой шли на любую опасность ради славы“. Такую любовь и преданность испытывали к Гаю Юлию его воины, включая даже тех из них, которые в других войнах, под командованием других римских „дуксов“, ничем не отличились.

Римские центурион-примипил (слева) и знаменосец-вексилларий (справа)

В своем жизнеописании Цезаря биограф из Херонеи приводит конкретные примеры героизма и самоотверженности „чудо-богатырей“ Гая Юлия, особо подчеркивая следующий немаловажный, если не ключевой, момент:

„Подобное мужество и любовь к славе Цезарь сам взрастил и воспитал в своих воинах (курсив наш — В. А.) прежде всего тем, что щедро раздавал почести и подарки: он желал показать, что добытые в походах богатства копит не для себя, не для того, чтобы самому утопать в роскоши и наслаждениях, но хранит их как общее достояние и награду за воинские заслуги, оставляя за собой лишь право распределять награды между отличившимися. Вторым средством воспитания войска было то, что он сам добровольно бросался навстречу любой опасности и не отказывался переносить какие угодно трудности. Любовь его к опасностям не вызывала удивления у тех, кто знал его честолюбие, но всех поражало, как он переносил лишения, которые, казалось, превосходили его физические силы, ибо он был слабого телосложения, с белой и нежной кожей, страдал головными болями и падучей, первый припадок которой, как говорят, случился с ним в Кордубе[78] (в период квестуры Цезаря в Испании — В. А.). Однако он не использовал свою болезненность как предлог для изнеженной жизни, но, сделав средством исцеления военную службу, старался беспрестанными переходами, скудным питанием, постоянным пребыванием под открытым небом и лишениями победить свою слабость и укрепить свое тело. Спал он большей частью на повозке или на носилках, чтобы использовать для дела и часы отдыха. Днем он объезжал города, караульные отряды и крепости, причем рядом с ним сидел раб, умевший записывать за ним, а позади один воин с мечом…“. Прямо „римский Суворов“ какой-то, честное слово!

Думается, подобное отношение к службе наверняка не всегда приходилось по вкусу высшему командному составу — военным трибунам аристократического происхождения, которые, не желая становиться профессиональными военными, были вынуждены идти на военную службу, поскольку, невозможно было сделать политическую карьеру, не отслужив положенного срока „под орлами“. Они чаще всего не рвались, так сказать, на передовую линию боевого соприкосновения с противником, предпочитая более безопасную и менее обременительную службу — адъютантскую, караульную, снабженческую, и тому подобную тыловую, включая надзор за строевыми занятиями. В бою же они наверняка не раз оглядывались назад или, во всяком случае, „не лезли на рожон“ (кстати говоря, слово „рожон“ по-древнерусски означает „острие копья“)…