Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь (СИ)

Поздним вечером, когда дневная духота сменяется относительной прохладой, они вдвоем выбираются на крышу, в то самое гнездо, которое теперь общее. Спальник, подушки, одеяло, люминесцентный кемпинговый фонарь, несколько книг, запас сухого печенья и чая в термосе - уют только для них двоих на самой вершине мира.

Читать по очереди вслух - тоже уютная привычка. Клинт растирает ей ногу, пока Алиса читает, она никогда не жалуется на боль, не в её правилах, но пулевые ранения беспокоят в зависимости от погоды или интенсивности жизни, кому, как не ему знать. Пока читает Клинт - она слушает, прижимается к его боку и не шевелится. Думает или вспоминает, не разобрать. Но сегодня им не до книг. Бартона ест происшествие с Бобби, то, как она нагрубила его девушке, то, что поганые сплетни дошли и до них, хотя он всеми силами старался оградить Ал от этой грязи.

Да, сколько ни скрывайся и не прячься, а счастье не утаить за непроницаемым выражением. Какая разница сколько им лет. Девятнадцать и тридцать пять, подумаешь. Они счастливы, это главное. Алиса выглядит младше, но она давно отвечает за себя сама и имеет право выбрать того, с кем ей действительно хорошо. И она выбрала Клинта, давно выбрала, как и он выбрал её. Не объяснишь этим людям, насколько всё глубоко и интимно, чем они рисковали, что хотели отдать друг за друга, когда всё стало сложнее и одновременно проще. Разница в возрасте - совершенный пустяк по сравнению с тем, что им вместе просто за-ме-ча-тель-но.

- И что ты намерен делать с этим? - Ал вытягивает ноги, кладет на колени Бартона, ещё смущаясь, но не пытаясь сопротивляться. Он может быть убедительным, когда хочет, в случае с Ал достаточно только внушающего взгляда. Кажется, она никогда не научится ему сопротивляться.

- Ничего. Мы взрослые люди, и неужели она думала, что через одиннадцать лет я соглашусь попытаться спасти наш брак. Да и брак у нас был ни к черту, если честно.

На девушке домашние штаны из мягкой эластичной ткани, поэтому он закатывает их до бедра и приступает к работе. Руки у него сильные ловкие и необычайно чуткие, она не прочь ощутить их по всему телу, но боится показать ему изуродованную шрамами плоть. Её тело должно приносить удовольствие, а не пугать своим уродством. Пусть Клинт и говорит, что шрамами его не напугать, что так даже лучше, показывает, что она живой и дышащий человек, что ей не всё равно, как было прежде. Пусть прикасается губами к татуированным и рассечённым запястьям, ласкает углубление ожога на шее, проводит кончиком языка по полоске на лбу, целуя веки.

Массаж всегда начинается со щиколотки, с выпирающей косточки, постепенно переходит на икру, колено и бедро. Закончив, Клинт натягивает штанину на место и закрывает разогретую ногу одеялом, чтобы дольше сохранялось тепло. Сегодня все идет по другому сценарию. Клинт зол и расстроен, и это отражается на его движениях. Ал терпит, пусть останутся синяки, пусть будет больно, но лучше с ней, чем выпускать пар на ком-то еще.

- Ненавижу это, - вдруг признается он, разминая икроножную мышцу. - Как только все становится хорошо, как только я думаю, что все в порядке и можно расслабиться, так случается что-то, что все это перечеркивает.

- Ты сам сказал, что это ничего не значит.

- Для меня не значит. А для тебя?

- Ну… Я была готова сесть за особо жестокое убийство в состоянии аффекта. И я бы постаралась, чтобы Бобби не воскресла.

- Тогда мы сели бы вместе. Ты за убийство, а я за пособничество и укрывательство. Хотя, мы бы сбежали, как думаешь?

- С твоей манерой вождения нам ни одна погоня не страшна. Поддельные документы, менять машину и телефоны как можно чаще, не попадать в поле зрения камер…

- И зарабатывать на жизнь, играя в бильярд и покер в прокуренных барах и воруя кредитки. Поразительно, ты смотришь сериалы про раскрытие преступлений и о законопослушных гражданах, читаешь классику и психологию, работаешь на благо общественности в самой секретной шпионской организации, но думаешь как прожженный уголовник или маньяк.

- А я ведь и есть маньяк, - Шутер повернулась, села на колени Клинта, обняла его ногами. - И ты моя самая любимая жертва. Я наблюдаю за тобой каждый день, я хочу быть с тобой каждую секунду, - она огладила напряженные плечи, коснулось губами его губ. - Хочу тебя в безраздельное пользование.

- Черт, мелкая, - Бартон прихватил зубами кожу на шее, извернулся, прижался к ямке между ключиц. - С ума меня сводишь.

Чужой резкий взгляд, будто удар плетью безжалостно рассекает кожу на спине. И боль не фантомная, а настоящая, чудовищная, под носом становится влажно, любая попытка вздохнуть захлёбывается кровью, футболка мгновенно намокает липким с запахом металла. От вскрика Бартон вздрагивает, всматривается в искаженное лицо, пока кровь не пачкает ему пальцы.