Чемпион

Теперь я целыми днями был дома и валялся на ди­ване. Мне не хотелось даже читать. Потом я вдруг вспом­нил, что давно уже не писал стихов. А ведь сколько можно было бы за это время написать! Хорошо бы посвятить стихотворение маме и в стихах поговорить с ней по душам обо всем, обо всем.

Уже несколько лет мои стихи печатаются в стенной газете нашей школы. Я уже к этому сейчас привык. А вначале, когда там поместили мое первое стихотворение, я так был рад, что приходил в школу на час раньше и любовался своим произведением.

Со временем я решил, что стенная газета — это еще очень мало для настоящего поэта. В один прекрасный день я отобрал несколько своих лучших стихотворений и отослал их в Алма-Ату в редакцию журнала «Пионер». По каким-то причинам мои стихи не напечатали. Я не особенно огорчился и послал эти стихи в другую ре­дакцию — в газету «Казахстан пионери». Но и там мои стихи были забракованы. Тогда я начал посылать свои стихи во все газеты и журналы, какие знал, рассчиты­вая, что все-таки где-нибудь они понравятся и их напе­чатают. Так завязалась моя оживленная переписка с различными редакциями.

Из этой затеи тоже ничего не вышло, но я уже был доволен тем, что получал ответы от редакций. В некото­рых говорилось о том, что способности у меня есть, но нужно еще много учиться и работать. Такие письма я показывал всем нашим ребятам. Пусть они знают, с кем я держу связь.

Но случалось и наоборот. Осенью прошлого года один известный поэт прислал мне письмо, в котором прямо говорилось, что мне еще рано заниматься этим делом, и предлагал бросить. Письмо это я никому не показал, тут же разорвал и выбросил за окно.

В конце-концов я разочаровался во всех редакциях. Теперь думаю послать стихи прямо в Союз писателей. Так будет вернее.

Сейчас я сижу за столом, глубоко задумавшись. Пе­редо мной белый лист бумаги. Он такой чистый, что мне скорее хочется чем-нибудь его заполнить, и я с ходу пишу:

Ты лучше всех. Ты солнца свет,
Тебя прекрасней в школе нет.
Я целый день тоскую по тебе
И завтра буду ждать ответ.

 Перечитал и остался доволен. Это о Жанар. Потом мне стало казаться, что где-то подобные стихи я уже читал. Я очень долго думал и никак не мог вспомнить. Однако позже, перечитывая свои книги, я, к большому своему огорчению, обнаружил, что это стихи Абая, толь­ко я их переиначил по-своему.

IX

Прошла еще неделя. Я сидел дома и приводил в по­рядок свои учебники: каникулы кончаются, скоро в шко­лу. Вдруг под окнами послышался голос:

— Эй, кто дома?

Выбежав на улицу, я увидел у нашей калитки поч­тальона-старика Коштибая. Он был верхом на лошади.

— На, читай, — нагнулся он ко мне и протянул газе­ты «Социалистик Казахстан» и «Казахстан пионери».

Обычно газеты я просматриваю с последней страни­цы. Там я ищу интересные рассказы, фельетоны, заметки о разных происшествиях. Раньше, когда вел переписку с редакциями, я надеялся найти на этой странице свои стихи.

Я вернулся в комнату, сел за стол и начал читать. В первую минуту даже не понял, что же так хорошо знакомое мелькнуло на последней странице «Казахстан пионери». Потом я всмотрелся внимательней. Это был снимок. Он словно ослепил меня. Еще и еще раз, не ве­ря глазам, всматриваюсь в знакомую фотографию и толь­ко теперь начинаю понимать в чем дело.

Внизу подпись: «Учащиеся семилетней школы колхоза имени Ленина в дни летних каникул оказывают своей артели значительную помощь. На снимке: группа уча­щихся, образцово трудившихся на заготовке кормов».

Теперь все было ясно. Я снова уставился в снимок. Да, это я. Как струна вытянувшись, с энергичным видом стою в самом центре группы ребят в кузове машины. Хотя у меня в руках нет ни граблей, ни вил, я стою гор­до, выставив грудь вперед, словно говорю: «Вот, смотри­те на меня».

Я вскрикнул: «Бабушка!» — и бросился к дверям. Мне хотелось похвалиться и показать ей в газете мой портрет. Однако тут же я сообразил, что этого делать не следу­ет. Вспомнил все свои летние злоключения. Перед моими глазами встал Султан, конопатый Даулет, Жумагул, ре­бята, строящие мост, фотограф, выскочивший нам на­встречу из конторы правления.

Я осторожно оглянулся по сторонам: не видит ли кто снимок в газете? Поблизости никого не было. Я — один. Какой стыд! Когда же это я принимал участие в заготовке кормов? Когда же это я образцово трудился? И мне становится стыдно самого себя, стыдно этой га­зеты и даже пугают бабушкины шаги, которые я слышу во дворе.

Снова вглядываюсь в газету. Может быть, там уже нет Черного Кожи и он спрятался за чьи-нибудь спины? Никакого изменения, тот же вытянутый Кожа! Он все также «образцово трудился». Что же мне делать? Что скажут в школе, в колхозе? Хотя бы я стоял где-нибудь в сторонке, так нет, пробрался вперед.