Чемпион

За столом был только Кузякин. Вид у него был пришибленный донельзя, на скуле красовался кровоподтек. Я поставил на стол свою тарелку с кашей и кружку с киселем, сел, протер пальцами жирную вилку:

– Как дела?

– Ты ничего не знаешь? – Кузякин навалился локтями на стол.

– О чем?

– Максима опустили. – Он перешел на шепот.

– В смысле?

– Ты что, не понял?

Я понял. Машинально подцепил на вилку слипшуюся перловку. Отложил, выпил безвкусного киселя.

– Кто?

Кузякин скосил глаза на пустующий столик, за которым обычно располагался Низам:

– Их несколько человек было.

– Гражданские?

– Какие гражданские? Из четвертого взвода.

– Они здесь?

– Ушли до тебя.

– Покажешь потом.

– Думаешь, я много видел?

– Покажешь… Когда это было?

– Ночью. Отвели в пустую казарму, и там… Я не видел ничего, честное слово!

– Тогда откуда знаешь, если не видел?

– Так все уже знают. Даже Бальчис, наверное. Хотя его всю ночь не было, он только перед завтраком появился.

– Где Макс сейчас?

– Все думают, что он в город удрал. Территорию прочесали – нигде нет. Пекуш с Бальчисом поехали в Махачкалу. Пока не вернулись. Как ты думаешь, найдут?

– Куда он денется… За что его так?

– Понятия не имею!

Я помолчал, обдумывая услышанное. Кузякин торопливо доедал свою порцию. Слышать, как он чавкает, было противно.

– Заканчивай, я тебя на улице подожду.

Я вышел, присел на высокий поребрик напротив входа в столовую. Мимо, зажав под мышкой какой-то объемистый сверток, проходил замполит. Увидев меня, круто изменил курс. Я неторопливо поднялся.

– Почему без головного убора?! – У замполита были почти буденновские усы и луженая глотка.

– Я в санчасти лечусь.

– Если лечишься – лечись, не хрен в таком виде по территории шастать! Ты бы еще в пижаме пришел. Как твоя фамилия? Гордынский?

– Так точно, товарищ майор. Гордынский.

– Запомни, Гордынский, я про твои выкрутасы наслышан. С гулькин хрен прослужил, а гонору, как у дембеля. Ну-ка бегом марш в санчасть!

– Не могу, товарищ майор. Бегать врач запретил.

Замполит побагровел и дернул ушами. Но почему-то смолчал. Поправил сверток под мышкой, оглянулся и направился прежней дорогой в сторону офицерского городка.

Из столовой, вытирая губы, появился Кузякин. Недалеко от дверей курили таджики и прапор из ВМО. Прапор рассказывал что-то смешное, и солдаты радостно смеялись, хлопая друг друга по плечам и толкаясь. Кузякин выпросил у них сигарету и подошел ко мне. Я встал с поребрика:

– Пошли прогуляемся.

– Куда?

– Посмотришь, как я теперь живу.

– У меня времени нет…

– Куда торопиться? Успеешь!

Он пожал плечами и зашагал рядом со мной.

– Лысенко с Савчуком где?

– Вроде бы на маяк их отправили. Блин, почему Андрюхе повезло, а не мне? Савчук, конечно, козел, но с ним все-таки можно жить.

– Про меня что говорят?

– Я не знаю, о чем черные лопочут между собой. А нам Бальчис сказал, что ты с какими-то местными перемахнулся. И Пекуш допрос учинил: когда лег, во сколько встал, куда пошел…А я знаю? Я ж спал, не слышал ничего…

Мы вошли в санчасть. Я оставил Кузякина в палате и пошел убедиться, что кроме нас, никого больше нет. Потом запер входную дверь на палку и вернулся. Кузякин в сапогах лежал на свободной кровати и смотрел журналы.

– Я вижу, ты здесь не хреново обосновался. Может, тоже чем-нибудь заболеть?

– Заболеешь.

– Ты о чем? – он сбросил ноги на пол и насторожился.

– Из-за чего они накинулись на Макса?

– Ты что, Низама не знаешь?

– Видать, ты с ним хорошо познакомился! – Я ударил Кузякина по голени. Он вскрикнул и остался сидеть с разинутым ртом. Я взял его за воротник, приподнял и ударил коленом в живот. Когда я его отпустил, он упал.

– Вставай, а то будет больнее!

– Не надо…

– Вставай!

Он поднялся, трясясь и закрывая пах руками. Я коротко ударил его в солнечное сплетение и отошел к окну, не глядя, как он корчится на кровати, хватая ртом воздух.

Отогнув край полотенца, я выглянул на улицу. Там была совсем другая жизнь. На площадке играли дети и гуляли мамы с колясками. Двое прапорщиков с большими пакетами стояли у подъезда многоквартирного дома. Со стороны КПП ехал белоснежный «мерседес» Оксаны. Боковое стекло было опущено, и я видел, как она двумя пальчиками держит руль. Убедившись, что она направляется к дому, а не в санчасть, я отошел от окна.

– Ну, так что?

Кузякин лежал поперек кровати и волком смотрел на меня. Я угрожающе шагнул к нему. Он поджал ноги:

– Не надо, я все скажу.

– Говори.

– Макс видел, как тебя били. Его в ту ночь припахали убрать караулку. Ты разве не помнишь, что его подняли раньше тебя?

Я не помнил. Мне казалось, что Телятников спал, когда я уходил вместе с Лысенко. Но я вполне мог ошибиться, глядя на скомканное одеяло. Он ведь всегда дрых, накрывшись с головой.

– Дальше чего?