- Что это ещё за зажимы? Что ты хочешь такое прижать?
- Притеснения всякие создать мнимые. Ну, такой сюжет избитый – герой весь такой в белом, талантливый, а злобные сатрапы всяческие (несправедливо и нечестно) гнобят, мешая раскрываться и действовать. Так вот и с нами. Будем играть красиво, мощно. Но подвергаться гонениям. Вот с этой бумаги жалобной, что сейчас пришла и начать.
Ганжа задумался. Лера просияла:
- А что, Бобрик, очень забавная мысль. Тут и поле такое для воздействия на граждан.
- Да, только тут и грань очень тонкая. Если мы будем моделировать гонения и чуть палку перегнём, то не симпатий (ведь этого же ты хочешь?) добьёмся, а столкнём «Московию» в яму. Да ещё и подножку на пути подставим.
- Соглашусь, что много тут деталей непростых. Но ты ж правильно сказал – я идею подбросил, а детали – это уже ваша стезя, - довольный улыбался Бобров. – Но суть вы правильно уяснили. Нужно симпатии завоевать, чтобы наш номер тридцатого прошёл в благоприятных условиях всеобщей поддержки.
- В общем, идея понятна. И работы ты нам подбросил.
- Только ты сам жаловался, что боишься в рутине погрязнуть, вот я тебе альтернативу и предложил.
- Ладно, ладно. Шучу я. Как раз интересно всё, - пробубнил Ганжа. – Ну, чего, собираться я буду. Завтра тогда в рабочем порядке и покумекаем. Валентина надо будет позвать. Да и Колян вроде снова чего-то там интерес проявлял.
- Отлично. После тренировки завтра к нам заезжайте.
- А, ну, конечно, вы же баре, соответственно, мы к вам, а не вы к нам.
- Ну…
- Ладно! Я так. Заедем, конечно. Ладно, бывайте.
Юра, проводив друга, вернулся и снова уселся в обнимку с женой.
- Ты, правда, что ли, обиделась?
- Ну… как-то так. Привыкла, что любым шорохом в мозгу сразу делишься.
- Да, в общем-то, у меня мысль созрела, когда Серёга про вот эту бумагу и рутину заговорил. А так были какие-то обломки только в мыслях. Мне как-то не всегда удобно засорять тебя всякой ерундой ещё не сформировавшейся.
- Бобрик, думаешь, мы не настолько близки, что нужно чего-то стесняться?
- Да конечно дело не в каком там стеснении, а в том, чтобы ты вместе со мной не тратила время на совсем уж незрелые думы. Так-то они и потом не Бог весть, какие цельные, но, по крайней мере, направление какое-то есть и свет в конце туннеля.
- Ой, ну прямо раззуделся! А я же женщина! Женщинам положено капризничать и обижаться без повода. Лучше обними меня покрепче.
За окном, наконец, развьюжило по-настоящему, термометр показывал градусы уверенно ниже нуля. Снежинки липли на стекло, каплями распластываясь на поверхности.
- Хоть немножко зима побудет, - подёрнул плечом Юра.
- Ты мой «криофил», - улыбнулась Лера. – В такую погоду вечером очень уютно в тёплой постели. Да и поздно уже, в общем-то. Дуй в душ, а я разберу пока кровать.
***
И футбольная кутерьма Чемпионата завертелась. С каждым туром, с каждым матчем соревнование всё увереннее шагало по планете, завоёвывая всё новых и новых почитателей. Грозные было поначалу протесты, как ревнителей «былого» футбола, так и противников глобализации, в целом (а Чемпионат, понятное дело, стал эдаким венцом процессов «объединения в мире»), заглохли в пучине страстей и переживаний мирового первенства. Выходные приближались - жизнь в регионах, участвовавших в соревновании – замирала в предвкушении. После же игр следовали бесконечные разборы и обмусоливания результатов. Культ команд процветал, а звёздный статус игроков взлетел до небес. После побед носили на руках, поражения же скидывали в яму, больно стукая.
Не миновала шумиха и «Московии». Конечно, штаб клуба и, в первую очередь, Ахметдинов старались направлять популярность в нужное русло, умеряя восторги и разделяя победы с простым болельщиком. Не забывая продвигать свои «объединительные» идеи. Но полностью идти вопреки мировым тенденциям было сложно, «Московия» стала вполне себе полноценным участником этой мясорубки, в которой крутились миллионы денег и была замешана политика. Тимур опасался, что увлёкшись полным интегрированием в Чемпионат, «Московия» потеряет свой путь, растворившись в жерновах этого нового развлечения на потребу публике. Однако и рубить с плеча, противоборствуя катку Чемпионата, было не разумно – могли растоптать и выкинуть. Балансирование на этой тонкой грани давалось тяжело и отнимало уйму сил. Сама же команда просто играла, лишь капитан жиль тем иже переживаниями, что и президент.
Как и говорила Лера, Бобров, как главный герой команды был сразу же окружён небывалым доселе вниманием журналистов и болельщиков. Юра проводил в этой стороне обширные работы. Оставаясь дружелюбным и открытым для всех, он настроил высокую стену для тех, кто хотел непрерывного потока информации от капитана «Московии», подробностей личной жизни, как он, с кем спал, о чём думал. Адекватные люди это понимали и держали дистанцию, менее понятливые верещали или истерили. Наиболее буйных утихомиривали люди «Рыси». Фанаты опять же были, в основном, скромные, поэтому досаждали несильно.