Чемпионы

— На закончившихся в Свердловске соревнованиях на первенство Советского Союза по скоростному бегу на коньках первое место и звание чемпионки страны завоевала заслуженный мастер спорта Мария Исакова. Чемпионка мира Наталия Горлова оказалась на втором месте…

Настроение его окончательно упало: и как только Наташа упустила первенство? Ведь ещё вчера она была впереди всех!.. Он призвал на помощь ещё порцию вина, но она казалась бессильна. И хотя Рюрик не пьянел, угнетающее состояние похмелья не покидало его два дня — до тех пор пока он не встретил Наташу. Посадив её в такси, он спросил с упрёком:

— Что же это ты, а? Не хотела быть трижды чемпионкой страны? Значит, напрасно тебя норвежские газеты называли «Охотницей за медалями»?

— Подумаешь! Маша Исакова — четырежды чемпионка. А медалей у неё столько, что она и сама всех не упомнит, — это было сказано с такой обезоруживающей беспечностью, что Рюрик даже растерялся…

Дряхлую машину бросало на вытаявших колеях; жалобно дребезжали её дверцы, стонали рессоры… Наташа украдкой покосилась на Рюрика, и в её глазах засверкали огоньки смеха. Сказала дразняще:

— А я везу тебе какую–то новость.

— Говори.

Она лукаво посмотрела на него, — нет, прямо–таки здесь выложить ему новость казалось ей роскошью, и она спросила:

— Надеюсь, ты ничего не разбазарил без меня? Не умыкал «Венеру»?

— Нет.

— Ну что ты дуешься? На–ка, съешь конфетку, может, она исправит твоё настроение.

Рюрик небрежно развернул обёртку и бросил карамельку в рот. Снова спросил с упрёком:

— Так что же ты это всё–таки, а? Ты ведь по двум дистанциям была на первом месте?

Следя за его пальцами, Наташа сказала по–прежнему беспечно:

— Ерунда. Через два месяца в Москве будет матч «СССР — Швеция», потом первенство мира, в марте у нас «Приз Кирова»; ещё не всё потеряно, — и, увидев, как он опускает боковое стекло, чтобы выбросить фантик, закричала испуганно: — Ты с ума сошёл? Посмотри, как называются конфеты! — Она выхватила у него фантик и торжественно расправила его на колене.

Аляповатая пошлость конфетных картинок всегда была противна Рюрику, но сейчас обезображенный и искажённый «Гол» вызвал у него смех.

А Наташа прижалась к нему, но когда он хотел её поцеловать, приложила палец к губам и кивнула на шофёра.

И только дома, бросившись ему на шею, заявила:

— Никогда не была так счастлива, как сейчас.

— А в прошлом году, когда завоевала лавровый венок? — напомнил осторожно Рюрик.

Она отстранилась, подумала немного и сказала:

— Нет. Там была заведомая удача. А здесь — конец твоего горя. Я — в тебе. Понимаешь? В тебе. И в прошлом году я не смогла бы стать чемпионкой, потому что вся тоской изошла из–за твоих неприятностей. А «Огонёк» был и моей радостью. Понимаешь, твоя победа помогла мне одержать победу… И потом — у нас проще. Ведь никто бы не додумался сунуть мне палку под ноги, когда я бежала на рекорд, как сделали тебе…

Рюрик перебил её:

— Я все эти дни чувствовал себя таким одиноким. А ты?

Она смутилась немного, но призналась честно:

— Я не успела, — и спросила виновато: — Ты не сердишься? — И тут же забыла о своём вопросе; стала рассказывать о соревнованиях. Через несколько минут вдруг спохватилась: — Я разболталась? Вот дура!

— Продолжай, — успокоил её Рюрик. — Я так люблю слушать твой голос.

Но Наташа снова обняла его и прошептала на ухо:

— Ты до сих пор любишь меня?

— И ты ещё спрашиваешь?..

Сердце его защемило от счастья, и жизнь снова стала хороша.

Через несколько месяцев его вызвали в Союз художников и предложили устроить персональную выставку.

Однажды Рюрик прибежал домой как ошалелый и сказал Наташе, что его приглашает к себе секретарь обкома партии Мокин.

— Может быть, тебе надеть медали? — осторожно предложила Наташа.

Рюрик засмеялся.

А Наташина мать сказала сварливо:

— Вы слушайте, когда вам дело предлагают. Медали пригодятся, когда вы станете просить квартиру.

Напоминание, что он до сих пор лишний в этом доме, огорчило Рюрика, и он пошёл в обком в скверном настроении.

Но обаяние и внимательность Мокина заставили его забыть обо всём, кроме выставки, и он даже осмелился напомнить:

— Удобно ли устраивать выставку, Геннадий Дмитриевич? Ведь обо мне писали…

— А, — небрежно махнул тот рукой, — читал. На всякий роток не накинешь платок.

Тогда Рюрик осмелился ещё больше:

— А что, если устроить выставку двух поколений Коверзневых: мою и отца? У него есть прекрасные изделия из дерева. Кроме того, он автор нескольких книг о русских борцах. К открытию выставки у него выйдет книга воспоминаний. Эта книга разоблачает нравы дореволюционного цирка, и выход её оказался мыслим только при Советской власти. Разрешите, я вам прочитаю немного?

— Читайте, — поощрительно улыбнулся Мокин.

Рюрик достал взятые с собой гранки: