Буфет осиротел без Симы... Михаил не в силах был здесь сидеть, он понял, что больше никогда не откроет эту дверь... Он тяжело поднялся и побрёл домой.
Рюрик раскрашивал карту. Михаил прочитал написанные тушью слова: «3 октября 1935 года 600-тысячная армия Италии вторглась в пастушескую Абиссинию».
Третьего октября Михаил был ещё счастлив.
Был счастлив. А теперь всё кончено. Конец. Точка. Любовная лодка разбилась о быт, как любил говорить Ванюшка. Точка. И нечего распускать себя.
Он взял у Рюрика перо и бумагу и написал: «Сима! На кого ты меня променяла! Я воспитанник орденоносного общества «Динамо». А ты...»
Потом усмехнулся, представив, как бы потешался над этими словами Рюрик, и скомкал листок. Достал другой и написал:
«Ванюшка! Я подаю заявление в танковое училище. Когда пойдёшь приписываться, просись туда же...»
Гол!
Ванюшка Теренков повернул от ворот устало и картинно, не сгибая ног, почти не отрывая коньков ото льда, растирая шерстяной варежкой горевшее ухо. От пронзительного ветра слипались ресницы, хохолок на затылке превратился в сосульку и обледенелая чёлка царапала лоб.
Он потупился, ожидая обычной похвалы.
Но вместо этого раздался крик: «Ребята! Кончай тренировку!» И следом другой — восторженный и удивлённый: «Хлопцы! Едем в Париж! Снова футбол!» Ванюшка, забыв о только что забитом голе и об усталости, помчался наискосок по полю, отталкиваясь коротко и резко и сжимая в голой ладони клюшку.
В раздевалке творилось неописуемое. Все старались перекричать друг друга:
— Французы приглашают на новогодний матч московскую команду!
— Комитет дал согласие.
— В Париже уже вывешены афиши.
— Это будет гвоздём новогоднего праздника. Первого января там по традиции устраивают сенсационный матч.
— Да с кем играть-то, ребята?
— С «Ресингом».
— Ну да? Это он только что сыграл вничью с «Арсеналом»?
— Спрашиваешь!
— Тихо, ребята! Тихо! — ударил в ладоши Николай Старостин.— «Ресинг» не только сыграл вничью с «Арсеналом», но он здорово подготовился к встрече. Его команда укомплектована сильнейшими игроками из зарубежных клубов: центр-форвард Куар — из Алжира, вратарь Хиден и хавбек Жордан — из Австрии, правый инсайд Кенеди — из Англии, защитник Диань — из Сенегала, другой из Германии, левый инсайд Живкович— из Югославии; остальные — французы. А тренирует команду тренер Англии Денис Кемптон...
— Ишь, насобирали!
— Да это, можно сказать, сборная мира.
— Тихо, ребята! Сборная не сборная, а орешек крепкий. Это вам не турки, с которыми мы сражались два месяца назад.
Ванюшка вспомнил стамбульский стадион, где ему посчастливилось играть вместо покалеченного инсайда десять минут. Он и в Париже сыграет не менее самозабвенно! Нет, положительно для него началась сказочная жизнь!
И снова ему показалось, что это не он сидит в раздевалке московского «Спартака», а какой-то чужой удачливый спортсмен, прикрывающийся его именем. И ему, как это бывало не однажды, подумалось, что кто-нибудь сейчас заявит, что он самозванец и поэтому его нельзя брать в Париж. Но никто не думал этого говорить, все по-прежнему кричали о том, разумно или не разумно ехать; сезон давно кончился, и вместо футбола они играют в хоккей...
Ванюшка от возбуждения даже вскочил на ноги! Чудаки! Как можно отказываться от такого матча! Он, как никогда, верил в счастливую звезду. Даже новость, что вместе с ними едут динамовцы и что состав команды будет решаться на месте, не могла омрачить его настроения.
Он вышел на улицу возбуждённый и радостный. Ветер послушно улёгся у его ног, как лохматый пёс. Из сизой тучки крошился мягкий снежок.
Ванюшка шагал, не вмешиваясь в разговор товарищей. Его утконосые жёлтые полуботинки неслышно утопали в пышных сугробах. Новенький чемодан и клюшка ударяли по бедру.
Он напевал вполголоса:
Песня не мешала думать. Перво-наперво надо написать Мишке, пусть он узнает об успехах своего дружка... Но мысль о том, что Мишка сейчас в Ростове, заставила оборвать песенку и даже замедлить шаги. Вот чёрт! Он едет в Париж, а Мишка, может быть, уже мчится сюда, в Москву... Ванюшка прикинул в голове, долго ли продлится первенство ВЦСПС. Выводы показались ему утешительными, и он снова беззаботно запел:
Итак, Мишке надо дать телеграмму. Вторым делом — позвонить дяде Никите. Пусть порадуется, что мы тоже едем в Париж защищать честь советского спорта. Пусть знает, что его племянник не лыком шит.
Дома ли только он? Ведь в цирке предпраздничная программа, а он, наверное, по-прежнему гвоздь программы. Вот мощный старик, просто позавидуешь: сорок пять лет — а никто не может положить его на лопатки...