Чемпионы

Уже само название номера — «Живой труп» — было отвратительным. Только крайняя нужда толкнула когда-то Никиту на его исполнение. И вот сейчас снова приходилось пройти через это унижение. Но ещё большая унизительность была в том, что предстояло обманывать государство: антрепренёр Раздольский был из тех, кто обычно отчитывался лишь в половине проданных билетов. Никита содрогался при одной мысли о предстоящей сделке, но успокаивал себя тем, что идёт на обман в первый и последний раз.

Солидные деньги, полученные сразу же после двух выступлений, подняли его настроение, и он заявил Лиде, что через неделю увезёт её в деревню, где вместе с ней будет отдыхать в лесу, пить молоко и читать книги. Печально глядя на него, она просила об одном: не переутомлять себя, беречь раненую руку. Он с трудом сдержал горькую усмешку. Однако гонорар за третье и четвёртое выступления окончательно исправил Никитино настроение. Он купил чемодан, шотландский плед, мохнатый халат. Заинтересованность, с которой Лида начала собираться к отъезду, казалась Никите искренней, и он был счастлив, что заставил её забыть о болезни.

В этом радужном настроении он и отправился на пятое выступление. Толпы народа окружали огороженную верёвками площадку в саду Народного дома. Радуясь предстоящей выручке, Никита равнодушно смотрел, как любители из публики копают для него двухметровую «могилу». Со смущённой улыбкой он надел на себя белый саван, улёгся на дно, проверил доски, которыми его накрыли, и подёргал сигнальную проволоку. Проволока ему всегда казалась бессмысленной, но Раздольский уверил его в том, что она вносит в номер элемент страха и беспокойства за «живой труп». Когда на доски шлёпнулась первая лопата земли, до Никиты донёсся глухой голос дотошного «могильщика», который восторженно объяснял публике, что могила не имеет никаких труб. Рокот людской толпы становился всё глуше и глуше, а доски над Никитой провисали всё сильнее и сильнее. Но он был спокоен, зная, что воздуха ему хватит. Конечно, через полчаса уже заломит виски, но зато сегодня же вечером у него будет очередная кругленькая сумма, которая позволит, не отказывая себе ни в чём, жить в деревне. Уже после второго выступления он перестал отсчитывать время и лежал спокойно, стараясь ровно дышать, и представлял, как сейчас рядом с его «могилой» танцовщица исполняет цыганский танец.

Время от времени один из его «могильщиков» подёргивал проволоку, и Никита должен был отвечать тем же. В думах о Лиде он не обратил внимания на то, что сигналы в какое-то время прекратились, и, спохватившись, начал шарить рукой в поисках проволоки. Скорее не от волнения, а от того, что он двигался, стало тяжело дышать и разболелась голова. Догадавшись, что проволока выскользнула, он заставил себя лежать спокойно. Но заскрипели доски и на лицо посыпались струйки песка, и он понял, что его откапывают. По контракту преждевременный выход из «могилы» лишал Никиту гонорара, и поэтому, услышав, как кто-то прыгнул на доски, он закричал сердито:

— У меня всё в порядке! Засыпайте снова!

Раздольский, который, видимо, стоя на коленях, прижимался ухом к доскам, прокричал в ответ:

— Сигнализация порвалась! Вы живы? Э?

— Жив! — раздражённо отозвался Никита и приказал: — Закапывайте!

Он успокоился только тогда, когда услышал удары земли. Но тут-то и случилось несчастье: от прыжка Раздольского доски вырвались из пазов и под тяжестью земли начали оседать. Упираясь спиной в своё ложе, путаясь в саване, Никита нечеловеческим усилием старался избавиться от их тяжести. Но земляная толща была безжалостна — спрессовала воздух до отказа. Лёгкие разрывались. Казалось, что глаза вылезают из орбит. Вот когда нужна была сигнальная проволока! А до окончания номера оставалось, наверное, ещё не менее получаса...

Когда он очнулся от обморока, могильные доски маячили в высоте, а Никитин саван почему-то был на бородатом мужчине.

Голос бородатого донёсся издалека:

— Какое варварство! И это в стране, совершившей революцию? Позор! — Он наклонился и приложил стетоскоп к Никитиной груди. Проговорил брезгливо: — И надо же пойти на такое? Пороть некому...

И следом раздался голос Раздольского:

— Он не умер, доктор? Э?

Только сейчас Никита понял, что лежит в каком-то сарае.

— Болван! Он уже открыл глаза... Я на вас подам в суд.

— Но он же добровольно исполняет этот номер? Э?

— Вы мне напоминаете козу, идиот. Сгиньте с моих глаз, чтоб и духу вашего здесь не было!

— Но я ему должен деньги. Э?

— Давайте их, гнусный подонок! Во что превратили цирк! Убирайтесь к чёртовой матери!

Неожиданно этот разговор показался Никите удивительно забавным, и он разразился странным спазматическим смехом.

Доктор прорычал так же брезгливо:

— Истерика! — и закричал на Никиту: — Поднимайтесь, остолоп вы этакий! Вы представляете, что бы с вами было, раскопай вас на пять минут позже? Тоже мне — живой труп! — И когда Никита встал, проворчал миролюбиво: — Забирайте ваши деньги. Стыдно, молодой человек. А ещё гордость отечественного спорта!

Никита спросил хмуро, нет ли у него зеркала.