С палубы начинала доноситься пока еще нестройная песня «Варяга», постепенно подхватываемая остальной командой. «Запомнили, черти, зря, что ли, утром полчаса потратили на разучивание, хоть мелодию чуток и перевирают, как и слова в паре куплетов… Блин, а может, с песней до боя не стоило заморачиваться? Воодушевление – вещь хорошая, но одновременно горланить и кидать сорока-с-лишком-килограммовые чушки шестидюймовых снарядов… Ведь дыхания же не хватит! Впрочем, пока «летают мухой», мужики здоровые, жилистые. Посмотрим, что будет после первых попаданий в нас. Упс… Вот и накликал», – подумалось Рудневу (лже– не лже-, уже все равно, за прошедшие сутки он и сам перестал разбирать, где его мысли, а где те, что шли от личности его «альтер эго») при виде вставших у борта «Варяга» нескольких водяных столбов: «Нийтака» с «Нанивой» решили активно включиться в игру, открыв огонь по «Варягу», предотвращение прорыва которого и являлось главной задачей Уриу. Похоже, что «Корейца» японцы собрались оставить на десерт, ведь с его скоростью спастись бегством он никак не сможет.
А даже если бы и смог… К искреннему удивлению моряков Микадо, ни командир, ни экипаж русской канонерки и не помышляли этого делать! «Я не поверил своим глазам, когда этот маленький кораблик развернулся и бросился на японский броненосный крейсер как английский фокстерьер на кабана!» – фраза эта, сказанная после боя командиром «Паскаля» Сенесом американскому журналисту, за три дня была перепечатана десятками ведущих мировых газет и журналов…
Игры кончились. «Кореец» шел в свою последнюю атаку, да и «Варяг» наконец-то попал под обстрел оппонентов. Следующие полчаса должны показать, выйдет ли хоть что-нибудь из затеи бывшего форумчанина, или судьба «Варяга», и вправду, была исторически предопределена на 110 процентов.
Флагман Уриу, даже с выведенной из строя артиллерией главного и среднего калибров, оставался весьма беспокойным соседом. То одно, то другое противоминное орудие[30]
оживало и считало своим долгом выпустить как можно больше снарядов в «Корейца». С ними азартно перестреливались расчеты ПМК канлодки и уцелевшей бортовой 107-миллиметровки. В этой дуэли на стороне русских было одно немаловажное преимущество – по тактическим воззрениям того времени, для ПМК единственным подходящим снарядом считался бронебойный, без разрывного заряда. Так что многочисленные попадания с «Асамы» пока оставляли красивые, но достаточно безобидные пробоины в бортах «Корейца». Затопления через них удавалось не допускать с помощью заранее заготовленных из снятого рангоутного дерева пробок. Зато с канлодки в ответ прилетали нормальные 107-миллиметровые снаряды, которые даже при неточном попадании стабильно корежили орудия осколками и глушили прислугу разрывами, отбивая у японцев желание, а главное – возможность пострелять.Но вечно это продолжаться не могло, рано или поздно трехдюймовый снаряд по теории вероятности просто обязан был залететь в машинное отделение канонерки. Здесь уже работала не баллистика, а статистика. Для того ведь и создавались эти длинноствольные скорострельные орудия! При попадании в миноносец снаряд должен был пройти сквозь метр угля и пробить паровой котел или повредить машину. А по степени защиты силовой установки «Кореец» принципиально от миноносцев, увы, ничем не отличался. И, наконец, какому-то отчаянному японскому комендору на «Асаме», упорно не желающему признавать факт неизбежного утопления своего крейсера, подфартило. Выпущенный им трехдюймовый снаряд пробил борт «Корейца» и навылет прошил один из котлов.
Носовая кочегарка наполнилась паром, скорость должна была в ближайшем будущем упасть минимум вдвое. По орудию, так некстати проявившему снайперские качества, отстрелялись из двух револьверных пушек Гочкиса, но даже если узкоглазого продолжателя традиций Робина Гуда и достали, он мог представляться богине Аматерасу с чувством выполненного долга.
У Беляева оставался последний шанс поквитаться с «Чиодой». Глядя на клубы пара, поднимавшиеся из светового люка машинного отделения, он прекрасно это понимал. Сокращенная смена кочегаров не сможет долго поддерживать достаточно паров для хорошего хода, а с учетом того, что половину из них неизбежно обварило…
Превозмогая боль в правом плече (из которого потом на «Паскале» извлекут пять мелких осколков), он решительно повернул штурвал влево и толкнул рукоятку машинного телеграфа на «Самый полный вперед». Понимая, что сейчас каждый кабельтов на счету, Беляев намеревался в этот раз пройти практически впритирку к «Асаме».
– Комендоры! Братцы! Это наш последний шанс показать японцам, на что способен наш старик «Кореец». Мы теряем пары, угольная яма левого борта и форпик берут воду. Но пока мы еще можем стрелять и попадать, мы должны сражаться! Не промахнитесь. Не посрамите! Не надо стараться выстрелить раньше «Чиоды», надо выстрелить точнее!
Против ожидания командира левая погонная восьмидюймовка разрядилась в корму отходящего японца сразу после того, как тот оказался в ее секторе действия.