Чемульпо – Владивосток

Сквозь тупую ломоту в висках пробивалась тяжкая действительность. «Так… 22-го у нас в гостях Камимура. Послезавтра. Не забыл на радостях?» Петрович закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. «Два дня. Нет. Двое суток… Опять гонка! И тут тебе не крейсер, где все твои приказы летят исполнять мухой. Тут, если верить ранее прочитанному – болото то еще. И все эти уже запланированные балы да обедни тому явное подтверждение. Как успеть-то все? Маманя дорогая! Ох, неужели никогда не бывает доброго утра после хорошего вечера…»

– Через двадцать минут экипаж к подъезду и вестового моего в штаб, чтоб командиров кораблей и прочий начальствующий состав я мог лицезреть лично там через час. Сразу не очухается – ведро воды холодной на башку. Все. Праздник наш закончился… А батюшке и городским деятелям передайте, что им придется еще пару дней подождать. Вот отобьемся от япошек, тогда свой молебен об отражении неприятеля и отслужит отец Вениамин.

Голос за дверью стал из подхалимского просительным.

– Слушаюсь, тотчас же обо всем распоряжусь, ваше превосходительство. Только можно, вы хоть на телеграф на пять минут по дороге заедете?

– А туда-то мне зачем? Телеграмму в Петербург я еще позавчера отправил, поздравления мне и в порт принести могут, что я там еще забыл?

– Дык… Вчерась ваши офицеры, под предводительством самолично графа лейтенанта Нирода, в пьяном виде ворвались на телеграф, – в голосе из-за двери почтение стало смешиваться со злорадством и ехидством, – и под угрозой оружия отправили телеграмму на редкость неприличного содержания-с…

– Какую? И почем вы Нирода повысили в звании? Насколько я помню, он пока у меня еще мичман, – Руднев с трудом пытался сосредоточиться на проблеме, но вид кокетливо потягивающегося женского тела на соседней половине кровати упорно не давал этого сделать.

– Из Адмиралтейства пришел приказ всех господ офицеров «Варяга» и «Корейца» немедленно повысить в звании. Вас же, ваше превосходительство, назначить командующим всеми морскими силами во Владивостоке… А телеграммку-то господин лейтенант ваш отправил императору…

– КОМУ? Государю!? В Петербург? – сдавленным голосом спросил мгновенно проснувшийся Руднев, выскакивая из кровати и натягивая штаны на голое тело.

– Нет, слава богу! Уберегла от греха Царица Небесная! Япошкам… В Токио, императору ихнему, – за дверью тоже не на шутку испугались.

– Ладно хоть так… Но божественного Тенно тоже не стоит обижать, кроме как на поле боя, естественно. Вот же, отморозки…

– Что, неужели холодно было? Не может быть, у меня все оконца протыканы и проклеены, а топим печи два раза…

– Нормально все, вы не поняли… В такой роскошной кровати разве замерзнешь… Хорошо, давайте так – встреча в Морском штабе через три часа, авось не у меня одного похмелье, дадим господам офицерам побольше времени на поправиться. А сначала, в самом деле, съездим на телеграф, разберемся, что там мои насочиняли. Заодно и все свежие депеши, что для флота есть, проглядим. И еще… – бросив очередной взгляд на столь соблазнительные изгибы и снимая с трудом натянутые штаны, – подавайте-ка лучше коляску не через двадцать минут, а, скажем, через час…

* * *

В начале одиннадцатого утра изрядно повеселевший Руднев пытался вникнуть в суть произошедшего вчера вечером на телеграфе. Туда же был спешно доставлен и непосредственный виновник происшедшего – свежеиспеченный лейтенант Нирод.

– Где-то в полдесятого ввечеру ввалились, значит, господа флотские офицеры. Кричали, шум сделали и, размахивая револьвертами, принудили моего дежурного телеграфиста к передаче этого… этого… – разгневанный начальник телеграфа никак не мог подобрать слов для того, чтобы достойно назвать сочинение Нирода, – непотребства! Да это и на бумаге-то написать стыдно, не то что по телеграфу отправлять! И как только такое в голову могло прийти! Вы же, сударь, благородный человек. Да еще и офицер! Безобразие, право слово.

– А вот это, и правда, любопытно, господин лейтенант, а с чего это вас вообще вдруг потянуло телеграммы царственным особам посылать? Да еще и с эдакими своеобразными поздравлениями, я уже молчу про выражения?

– Всеволод Федогович, – несколько смущенно програсировал Нирод, – мы вчера, когда праздновали в «Англитере»… Господи прости, но это не я этот местный гадюшник так назвал, к нам пристал один журналист. Бгазильский, кажется, сейчас точно не вспомню. Назойливый такой хлыщ. Но остроумный. Все выспрашивал про бой, про абордаж. Ну, это у борзописца работа такая, понятно. Мы, конечно, как вы и приказали, для такого случая, правды – ни-ни! Зарубаев ему такое… Прямо как Сальгари, ей богу! А он…

– Давайте-ка покороче, любезный граф…