— Они угнали наш скот. Я преследовал их, сколько мог, а когда потерял сознание, меня нашел Хэнди Корбин и доставил сюда.
Мы услыхали, как хлопнула наружная дверь, и Тарлтон от неожиданности приподнялся.
— Черт возьми, — сказал он, — док собирался отправить мое письмо с полуденным дилижансом. Хотел бы я знать, чего он сейчас сорвался? — Посмотрев на меня, добавил: — Хочу известить своих родственников, где я. А у тебя есть какие-нибудь родственники, Отис?
— Нет, пожалуй, нету. По крайней мере, близких. Я состою в родстве с Сэкеттами. Их на Западе видимо-невидимо, но они меня не знают, а я их.
Мы сидели и наслаждались приятной беседой в теплой уютной комнате, не чувствуя уже холодного ветра, властвовавшего снаружи. Мне нравился Боб Тарлтон. Для меня, у которого никогда не было настоящих друзей, он казался родным человеком. Боб рассказывал мне о своем доме, семье, оставшейся на Востоке. Он вел жизнь, о которой я ничего не знал и к которой едва ли был приспособлен. Рассказ Боба переносил его в какую-то заоблачную страну, лежащую за тридевять земель от этих горных селений Вайоминга. Это была утонченная, светская жизнь, протекающая среди людей, которые носят белые рубашки и черные костюмы, ездят в ослепительных экипажах и ведут деловые переговоры, попивая кофе и покуривая дорогие сигареты. Подобные люди встречались мне время от времени на страницах журналов, но я понятия не имел, на какие средства они живут и обременены ли вообще такими проблемами.
Боб Тарлтон хорошо знал тот, другой мир, я разинув рот слушал его воспоминания о колледже, о бизнесе, о гусиной охоте, которую затевают для развлечения, о прогулках с девушками в парках по воскресеньям, музыкальных концертах и тому подобном. Теребя в руках шляпу, я чувствовал, что всей душой хочу узнать и понять это волшебный мир.
У нас, в горах Теннесси, по-настоящему богатых людей не было. За исключением разве что Мартина Бримстэда. Несколько семей считались зажиточными, среди них называли и Данверганов, до того, как из-за меня разрушились их отношения с местным обществом. Лично я в своей жизни видел лишь скот, лошадей и оружие, да еще сохранял кое-какие воспоминания о том, как подростком скитался по свету, покинув родные горы. Я видел восточные города, но только с борта корабля, со стороны моря, а это не лучший способ составить о них суждение.
Пока я сидел и думал, Тарлтон задремал. Тогда я осторожно поднялся, вышел на улицу и отправился покупать консервированные фрукты для Корки. Несмотря на то что погода стояла холодная, по улице разгуливало полно народу, казалось, что люди покинули теплые дома только лишь с одной целью, чтобы поговорить. Когда я проходил мимо, они провожали меня взглядом и долго смотрели вслед, отчего у меня возникло тревожное ощущение, словно что-то случилось. И я подумал, не банда ли Кэкстона Келси приехала в город.
В магазине люди почему-то держались от меня в стороне. Я подошел к прилавку и попросил консервированных персиков, слив и груш. В помещении пахло галантереей, кожей и сухофруктами. По-моему, не бывает приятнее аромата, чем аромат универсального магазина, с ним может сравниться разве что кузница, когда в ней горит горн.
— Сложите все банки в большой мешок, — попросил я, — у меня два помощника падки на сладкое.
— Придется им подождать, — раздался у меня за спиной голос шерифа, и, обернувшись, я увидел наставленный на меня револьвер. — Подними руки, Чэнси, — приказал шериф, — я заберу твое оружие.
Дюжина посетителей толпилась в дверях, и все недобро уставились на меня.
— В чем дело, шериф? — спросил я как можно тише, стараясь никого не возбуждать.
— Расстегни ремень, Чэнси. Я не хочу просто так убивать человека, даже если он подлый койот.
Позади и немного слева стоял продавец. Оказать сопротивление, даже если бы я решился начать стрельбу в комнате, заполненной посторонними людьми, я не имел никакой возможности. Кроме того, все это выглядело как недоразумение.
— Давай все спокойно обсудим, шериф. Не надо наводить на меня револьвер. Какие у тебя обвинения? Я не знаю за собой вины.
— А как насчет Нейшена? — вышел вперед здоровенный, толстый мужик, с голубыми глазами навыкате и красной рожей. — Разве ты оставил какой-нибудь шанс Берджиссу?
Я по-прежнему не мог ничего понять. Что-то здесь не так!
— Не знаю я никакого Берджисса, — заявил я.
— Тогда откуда у тебя его револьвер? Раньше он принадлежал Берджиссу, все знают об этом.
И без всякого астролога стало ясно, что я попал в беду. Эти люди сошли с ума, хотя почти все выглядели добропорядочными. Даже шериф, с которым я так мило беседовал, глядел на меня теперь отнюдь не дружелюбно. Итак, я стоял один-одинешенек, никто не поддержал меня, не сказал в мою защиту ни слова.
— Я забрал этот револьвер у человека, который пытался угнать наше стадо. У бандита, прикидывавшегося шерифом.
Краснорожий вмешался опять:
— Берджисс и был шерифом. Он честный человек! Шериф, сколько можно трепаться? Говорю вам, надо повесить этого парня!