Черчиль

Внес ли Черчилль личный вклад в увеличение размеров поражения, или без него оно могло стать только еще больше? И в то время, и впоследствии мнения разошлись. «Манчестер Гардиан» не одинока в критике Черчилля за то, что он превратил выборы в «персональный плебисцит». Даже если предположить, что он это и сделал, до сих пор не так-то легко оценить эффект этого. Возможно, часть избирателей опасалась, что у победившего Черчилля окажется слишком много власти. Возможно, бессознательно он перенесет в мирное время тот способ применения власти, который нация могла исключительно терпеть, и только во время войны. Необходимо было сократить эту власть и единственным способом для этого было — голосовать против него. Иначе говоря, именно его успех принимался в расчет против него. Некоторые консерваторы могли предполагать такое, не преодолев своей предвоенной подозрительности к рекорду Черчилля. С другой стороны, доказуемо, что в 1945 году Черчилль был более популярен, чем Консервативная партия, и что, следовательно, он лично переманил многих избирателей из числа тех, кто не хотел голосовать за Консервативную партию по каким-либо другим основаниям. В противовес этому, широко внушалось, что Черчилль недооценивал настроение в стране в связи с внутренними вопросами. Его заявление, что «никакая социалистическая система не может быть установлена без политической полиции», иначе говоря, без «гестапо» (хотя смягченно указал на первое), лейбористы осудили как паникерство. Его понимание этой проблемы считалось в лучшем случае неблагоразумием и служило лишним свидетельством врожденной предрасположенности к преувеличению.

Такие наблюдения также увеличивали подозрения тех, кто думал о нем как о «реакционере» и не симпатизировал мерам социальных реформ, которые обсуждались и дебатировались с тех пор, как в декабре 1942 года был опубликован доклад Бевериджа. Весной 1943 года почти 100 лейбористов-парламентариев поддержали поправку, критическую относительно реакции правительства на предложения доклада. По вопросам общественного мнения того времени, лейбористы далеко опережали консерваторов — результат, который, вероятно, отражал растущий интерес к форме послевоенного устройства Британии, как только появились признаки того, что война будет выиграна [94]. Разговоры о «полной занятости», «государстве благосостояния» и домостроительной программе к концу войны поместили премьер-министра в весьма невыгодное положение и сделали видимыми бреши в коалиционном правительстве (с его точки зрения). Забота Черчилля о том, чтобы министерства, ответственные за управление ходом войны, смогли в общем занять консерваторы, имела свой неизбежный результат. Лейбористские министры с домашними портфелями были знакомы широкой публике и могли легче отождествляться с перспективами «социального улучшения». Хотя нельзя тут преувеличивать, но могло показаться, что консерваторы были более озабочены тем, чтобы «выиграть войну», а лейбористы — тем, чтобы «выиграть мир».

В поведении премьер-министра легко было увидеть враждебность в отношении, «бевериджизма» — подозрение не совсем безосновательное. Однако оно было в основном отражением убежденности в том, что война еще далека от победного конца и что чрезмерное внимание к этим социальным предложениям и, конечно, твердые обязательства в этой области были преждевременными. Он предостерегал министров от опасности «пустых надежд», — приводя в пример в этом отношении разговоры «в последний раз» о «Домах для героев».

Что его заботило по мере приближения войны к завершению, так это ее общее экономическое влияние на страну. С высоты британской решимости сражаться оплата счетов и будущая жизнеспособность британской экономики были отодвинуты в сторону. Они не должны были оставаться там в неопределенности. В течение большей части войны Черчилль применял власть с рассчитанной беззаботностью (на публике) об экономической базе, которая была жизненно важна для власти. До 1945 года было бы глупостью предполагать, что расходы на увеличение жизненного уровня получат немедленный и длительный приоритет. В действительности, во время кампании его замечания о семейном бюджете, жилищном строительстве и социальном страховании никоим образом не показывали провозглашение враждебности к «социальной реформе», но в этой области Черчилль не мог сделать себя звучащим более амбициозно и с большим энтузиазмом, чем лейбористы. К концу долгой войны избиратели более желали близких социальных перемен, чем непонятных экономических и промышленных перспектив. И сам Черчилль должен был полагать, что просторные, солнцем освещенные взгорья находятся не за гранью возможности [95].