Черчиль

В марте 1908 года в либеральном еженедельнике «Нэйшн» Черчилль назвал социальную реформу «нехо-женым полем в политике». Либеральная партия добилась свободы личности, но тем острее становилось осознание того, что до тех пор, пока не будет существовать мера социальной и политической независимости, политическая свобода будет неполной.

Он начал говорить об «организации» промышленности, и «научном» решении проблем бедных и безработных. Это был язык, напоминающий речи Уэбб (с которой он встретился) и тех либеральных писателей, которые полагали, что они набрасывают связный в философском отношении образ «нового либерализма». Тем не менее Черчилль не испытывал интереса к абстрактным рассуждениям о природе государства. Он придерживался того, что ему представлялось взглядом с позиции «здравого смысла». Интервенция сама по себе не была «правильной» или «неправильной» — все зависело от конкретных обстоятельств. С мудростью, которая отнюдь не была неуместной, он подозревал, что «истина» лежит где-то посередине между «индивидуализмом» и «коллективизмом». Наряду с Ллойд Джорджем, он обладал способностью чувствовать, какого рода политические рассуждения соответствуют требованиям момента, и проявлял заинтересованность скорее в хлестких фразах, вставляемых в публичные выступления, чем в длинных описаниях в академической дискуссии[24].

Критики из партии тори немедля сочли этого «нового Черчилля» еще менее убедительным, чем старый, хотя, привлекая внимание к соответствию между стилем личной жизни Черчилля и его крестовым походом на защиту «миллионов покинутых», они давали возможность развернуть эту критику против них самих. Сам Черчилль не видел никаких оснований для обвинений в лицемерии, выдвинутых против него. Это было правдой, что он любил шампанское; что он никогда не путешествовал третьим классом; что он никогда не собирал свою дорожную сумку. В этом и других отношениях он, конечно, принадлежал к «авангарду», но никогда не считал, что жизнь в комфорте устраняет действительную заботу об «арьергарде». «Равенство» не было ни достижимы, ни желаемым, но должно было быть «повышение уровня». Никто со склонностью к сибаритству не станет принимать аскетического образа жизни для того, чтобы достичь этой цели. Черчилль убедил себя в этом без чрезмерной трудности и выполнял свои задачи с усердием, которое было почти легендарным.

В эти годы Черчилль был связан главным образом с решением двух проблем социальной политики: «потогонной системы труда» (которую должно было излечить создание торговых палат) и безработицы (которую должны были ослабить система бирж труда и страхование от безработицы)[25]. Два последних предложения были прочно объединены в сознании Черчилля, но финансовые сложности, изначально присущие схеме страхования, означали, что он должен удовлетвориться созданием бирж труда. Ввести схему национального страхования чуть позже выпало Ллойд Джорджу. Усилия Черчилля были важными, но рассматривать их как центральные части программы правительства или как начальные шаги в устройстве «государственного благосостояния» было бы искажением, возникающим из-за удаленности. Но даже в таком случае, в решение этих вопросов Черчилль принес страсть и неукротимую способность считать свой путь тем, что он назвал «значительной политикой». Он оставался уверенным в том, что страну более заботят эти социальные вопросы, чем простые политические перемены. Либералы действительно могли развить огромную работу в «социальной организации», и у него не было проблем в том, чтобы предложить «большой кусок бисмаркианства» (обозначая так меры социального обеспечения, внедренные Бисмарком в Германии). Его энтузиазм был таким, что ему и в голову не приходило, что премьер-министр может быть не вполне удовлетворен длинными сообщениями по этим вопросам, датированными 26 и 29 декабря (1908 года). Казалось, после переваривания большого куска рождественского пудинга, поданного в Бленгейме напудренными ливрейными лакеями, Черчилль не нашел ничего лучшего, чем на Святках снова переключиться на политику. Один из кратких ответов премьер-министра, в котором признавалось, что он не вполне овладел идеями Черчилля по лесонасаждению, можно было воспринять как показатель определенной усталости и настороженности по его адресу.