Читаем Черчилль полностью

Черчилль, как истый либерал, считал, что обществом нужно управлять «незримой рукой», опираясь на классовую иерархию. Поэтому неудивительно, что с ним были несогласны сторонники Бевериджа, отстаивавшие идею социальной справедливости. В самом деле, какая профанация философии невмешательства, основанной на принципе свободы как движущей силы индивидуального и социального прогресса, ведь рыночные отношения, по словам Адама Смита, представляют собой «чудесную гармонию общего интереса и справедливости»! В конечном счете концепция социальной справедливости, на которую ссылались сторонники «Государства-провидения», опровергала традиционное представление о естественной справедливости. В то время как раньше и речи быть не могло о том, чтобы воспротивиться распределению благ и бед, а тем более — внести в него изменения (ибо человечеству испокон веку было ведомо такое понятие, как «риск»), теперь новшество заключалось в том, что принцип распределительной справедливости должен был прийти на смену концепции справедливости, основанной на равенстве прав и обязанностей. Теперь становится ясно, почему в 1944 году Черчилль вдруг оказался под влиянием идей Фредерика Хайека, который в своей «Дороге рабства» страстно защищал либеральный индивидуализм и принцип невмешательства.

Основная реформа, осуществленная правительством к концу войны, касалась образования. Черчилль не сыграл в этом практически никакой роли, предоставив полную свободу действий министру образования Р. А. Батлеру, хотя, изучая происхождение пилотов, участвовавших в «битве за Англию», премьер-министр высказал пожелание об увеличении числа учащихся в классических средних школах. В действительности закон, проект которого предложил Батлер в 1944 году, не был прорывом на пути демократизации, как о нем говорили, но, тем не менее, сделал всеобщее образование обязательным до пятнадцати лет, а среднее образование — бесплатным. При этом реформа не затрагивала вовсе действовавшую в сфере образования систему сегрегации, поскольку в средней школе она узаконивала трехчастное деление, которое иногда цинично называли «трехнаследным»: дети из народа обучались в так называемых «современных» школах; дети среднего класса — будущие инженерно-технические кадры страны — в «классических средних» школах; дети истеблишмента — в привилегированных частных закрытых средних школах для мальчиков — питомниках элиты, — все как во времена викторианского детства Черчилля.

Из Тегерана в Ялту,

карта военных действий и геополитика

Русские неспроста назвали 1943 год переломным. В свою очередь, Черчилль очень образно описал перемену военного счастья: «До Эль-Аламейна у нас не было побед. После Эль-Аламейна у нас не было поражений»{307}.

Помимо того что отныне инициатива на бранном поле принадлежала союзникам, немцы были изгнаны из Африки, а падение Муссолини сломало ось Берлин — Рим, и Италия перешла в лагерь противника. На Востоке Красная армия уничтожила лучшие силы немецких танковых войск в грандиозном сражении на Курской дуге. Весной стало ясно, что гитлеровские подводные лодки проиграли битву за Атлантику. При этом грозная военная машина Соединенных Штатов наконец-то заработала на полную мощность, а количество американских дивизий превысило количество британских.

С середины 1943 года в воздухе витала мысль о созыве конференции на высшем уровне. Для этой цели Черчилль облюбовал британскую военную базу Скапа Флоу на Оркнейских островах, Рузвельт же был согласен на Багдад или Анкару, и лишь благодаря настойчивости Сталина трехсторонняя встреча под кодовым названием «Эврика» состоялась в конце года в Тегеране.

Эта конференция, состоявшаяся в кульминационный момент войны, была очень важна по трем причинам. Прежде всего потому, что в Тегеране впервые сошлись вместе три великих лидера, а кроме того, это была первая встреча Рузвельта со Сталиным. С другой стороны, Тегеранская конференция имела решающее значение с военной точки зрения, поскольку в Тегеране союзники намеревались выработать стратегический план на последний этап войны. На этот раз американцам удалось провести свою линию, а британцам, удерживавшим инициативу с 1941 года, пришлось сдать позиции. Наконец, если говорить о политических и дипломатических отношениях между союзниками, то уже в Тегеране зашла речь о послевоенном разделе отвоеванных территорий на сферы влияния. С каждым днем все яснее становилось, что после победы над Гитлером Советский Союз превратится в супердержаву, которая будет доминировать в Восточной и Центральной Европе. Потому и появился проект американо-советского соглашения, в котором Великобритания признавалась второстепенной державой, Германия была уже практически поделена, а Франции отводилась унизительная роль страны-марионетки. Увы, Сталин разделял презрительное отношение Рузвельта к Франции, последний же намеревался воссоздать старую Лотарингию времен Лотаря II, простиравшуюся некогда от Вогезов до Фрисландии…

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное