Делегация коммунистов еще не прибыла. Было непонятно, собираются ли они вообще появиться. В отдалении слышались разрывы снарядов и ракет, выпускаемых британскими истребителями. В помещении, освещавшемся только несколькими светильниками «молния», архиепископ произнес вступительную речь. Он сказал, что готов сформировать правительство и, если необходимо, даже без участия коммунистов. Потом заговорил Черчилль. Он дошел до середины своего выступления, когда, как потом записал Колвилл, «послышался какой-то посторонний шум, и в тускло освещенном конференц-зале появились три разбойника в лохмотьях, предварительно тщательно обысканные, для этого чуть ли не раздетые». Это была делегация коммунистов. Вся процедура началась заново.
После того как архиепископ повторил свою речь, Черчилль сказал делегатам: «Мы с мистером Иденом, несмотря на сражения, бушующие в Бельгии и на границе с Германией, проделали столь долгий путь, чтобы спасти Грецию от несчастной судьбы и вернуть ей былую славу. Мы готовы к консультациям в любое время. Останется Греция монархией или станет республикой – это решать исключительно грекам». Пока Черчилль говорил, снаружи постоянно доносились звуки выстрелов. «В какой-то момент, – записал Колвилл, – рев ракет, выпущенных британскими истребителями по позициям коммунистов, почти заглушил его слова».
Это был, как рассказывал Черчилль Клементине, «крайне драматичный момент. Изможденные лица греков вокруг стола и архиепископ в своем огромном головном уборе, отчего он казался более двух метров ростом. Что касается делегатов от коммунистов, то они выглядели гораздо лучше, чем люблинские самозванцы». Когда заговорили греки, дискуссия стала жаркой. В какой-то момент Черчилль встал и сказал: «Я предпочел бы уйти. Мы начали работу – надеюсь, вы ее доведете до конца». Уходя, он пожал руки трем делегатам от коммунистов. Полковник Попов, присутствовавший на конференции, никак не вмешивался и не комментировал.
«Греческие делегаты, – сообщил Черчилль жене, – очень достойные. Мы оставили их одних, поскольку это их греческие дела. Они могут развалиться в любой момент. Мы подождем день, если понадобится – два. По крайней мере, мы сделали все, что могли». Черчилль вернулся на крейсер, который отошел еще на милю от берега, чтобы не подвергаться периодическому минометному обстрелу коммунистов. Днем, на короткое время поднявшись на мостик с командиром корабля, он видел в отдалении разрывы снарядов в море. Командир спросил, не стоит ли открыть ответный огонь. Черчилль ответил: «Я приехал в Грецию с миссией мира, капитан. Я держу оливковую ветвь. Но я отнюдь не намерен вмешиваться в ваши военные дела. ОТКРЫВАЙТЕ ОГОНЬ!»
Ночь Черчилль снова провел на борту «Аякса». Опасаясь подводной атаки, с крейсера всю ночь сбрасывали глубинные бомбы. На следующий день в полдень, 27 декабря, он вернулся в британское посольство. В тот момент, когда они со Скоби собирались покинуть здание, чтобы осмотреть британские позиции в городе, пулеметная очередь, выпущенная с расстояния полутора километров, врезалась в стену дома в десяти метрах от них. Было выпущено несколько очередей. Погибла одна женщина на улице.
Посетив войска, Черчилль вернулся в посольство пообедать, после чего встретился с послом Соединенных Штатов и, как записал Колвилл, «высказал ему все, что думает, о совершенно неадекватной поддержке, которую оказывают нам США во всем этом деле». Затем он устроил пресс-конференцию. Разговор неоднократно прерывалися свистом летящих мин. Черчилль заявил, что, если греки сами не сумеют найти «удовлетворительного и надежного демократического решения, они могут попросить на некоторое время международную опеку какого-то рода. Мы не можем позволить себе наблюдать, как вся страна сползает в анархию».
После этого Черчилль еще раз встретился с архиепископом и узнал, что коммунисты выдвигают очень жесткие условия своего вхождения в правительство. Два делегата-коммуниста хотели бы с ним встретиться, но архиепископ был категорически против. Черчилль заколебался. «Уинстон был весьма склонен встретиться с ними, – записал Макмиллан в дневнике, – но я убедил его (и Энтони поддержал меня), что, если мы хотим делать ставку на архиепископа, мы должны дать ему возможность поступать так, как он считает нужным». Макмиллан добавил: «Уинстон хотел встретиться с ними отчасти как журналист, отчасти по своей наивности, которая поистине очаровательна, но порой опасна. Он полагал, что сможет их победить. Но я чувствовал, что гораздо вероятнее они его обманут и предадут».
Черчилль послушался совета Макмиллана и Идена. Он написал записку двум коммунистам, в которой объяснил, что, поскольку конференция целиком и полностью греческая, он не может встретиться с ними, но тем не менее надеется, что состоявшиеся дискуссии и налаженные контакты приведут к скорейшему завершению печального конфликта между соотечественниками. Он никому не предъявлял никаких обвинений. «Ненависть между этими греками ужасна», – написал он Клементине.