Шла подготовка и к заключительной конференции Большой тройки, которая должна была состояться в Потсдаме через месяц. 14 июня Черчилль сказал в палате общин, что хочет взять с собой Эттли на тот случай, если кто-нибудь вдруг скажет: «Почему вы решаете эти вопросы, если в избирательных урнах окажется то, что лишит вас всех полномочий?» В этот момент парламентарий-лейборист выкрикнул: «А уважаемый джентльмен справа не собирается брать с собой гестапо?»
Несмотря на нестихающее эхо «гестаповской речи», популярность Черчилля оставалась огромной. Это почти везде подтверждалось огромным количеством людей, которые приходили приветствовать его во время предвыборных выступлений. Складывалось впечатление, что лидер нации в годы войны и лидер партии, погрязшей в предвыборной борьбе, – два совершенно разных человека. «Вчера вечером по дороге в Чекерс, – написал Джон Мартин жене 17 июня, – машина ПМ застряла в пробке в районе Уайт-Сити. Народ как раз расходился после собачьих бегов. Его немедленно окружила чрезвычайно возбужденная толпа, все улыбались, приветственно махали руками, кричали – ни малейшего признака недружелюбия или неприязни. Замечательная демонстрация отношения того самого «простого народа».
18 июня в Москве начался суд над четырнадцатью польскими политическими лидерами. Опять внимание Черчилля было приковано к коммунистической тирании на Востоке. Но его третье предвыборное выступление, состоявшееся через два дня, имело успех не больший, чем два предыдущих. «Он очень подавлен, бедняжка, – написала Клементина дочери Мэри. – Говорит, что потерял навык и очень переживает по этому поводу». Выступая, Черчилль объяснял, что ни одно социалистическое правительство не может допустить никаких возражений со стороны парламента, поскольку это может в любой момент привести его к поражению. При этом критика социализма не заставила его отказаться от тех радикальных взглядов, которые он активно выражал тридцать пять лет назад. В письме Идену от 23 июня он заметил: «Нет ничего безнравственного в национализации, если честно расплачиваться с людьми, которым изначально принадлежала собственность».
21 июня избирательная кампания достигла апогея. В этот же день из Москвы пришло известие о том, что двенадцать из четырнадцати польских политических лидеров приговорены к тюремному заключению на сроки до восьми лет. Для Черчилля, который так долго и упорно боролся за демократическое будущее Польши, новость стала окончательным подтверждением того, что повсюду, где коммунисты устанавливают свою власть, насаждается тирания.
Но больше всего тревожило Черчилля не возникновение социалистических идей в Британии, а то, что руководство парламентской Лейбористской партией будут осуществлять партийные функционеры – «нерепрезентативные личности», как он назвал их в выступлении по радио 20 июня, которые будут «делиться тайнами и отдавать распоряжения руководящим министрам – так называемым министрам короны». Это опасение подкрепилось заявлением председателя исполкома Лейбористской партии Гарольда Ласки. Он сказал: несмотря на то что Эттли поедет с Черчиллем в Потсдам, Лейбористская партия не утвердит ни одно решение, принятое там, без предварительного обсуждения на исполкоме партии.
30 июня, в своем последнем предвыборном выступлении по радио, Черчилль заявил, что влияние руководства Лейбористской партии на министров «несовместимо с принципами, которые до сих пор господствовали в общественной жизни Британии, и подрывает все наши парламентские институты». Тем, кто полагал, что можно проголосовать за лейбористов или либералов, но при этом оставить прежнего премьер-министра, Черчилль сказал: «Совершенно недостоверны домыслы, которые сейчас стали появляться, что вы можете на этих выборах проголосовать за моих политических оппонентов и при этом не проголосовать за мое отстранение от власти. Вы можете так поступить не раздумывая, если считаете это правильным и что так будет лучше для страны. Все, о чем я прошу вас, – сделать это с открытыми глазами».
В записке от 3 июля коллегам по кабинету Черчилль подчеркнул: необходимо приложить максимум усилий в области жилищного строительства. К этому надо подойти точно с такой же энергией, какая вкладывалась «в каждое выигранное нами сражение». Он также попросил их подготовить проект законодательства по национальному страхованию и по национальной службе здравоохранения. Этим вечером он выступал в Уолтемстоу, где лейбористы представляли большинство и были особенно активны. Его речь была встречена таким гулом и свистом, что он едва мог говорить.