Черчилль. Биография. Оратор. Историк. Публицист. Амбициозное начало 1874–1929

Когда Черчилли покидали Москву, провожать их приехал генерал-губернатор князь Владимир Андреевич Долгорукий (1810–1891), «обаятельный восьмидесятилетний старик». Он подарил Дженни букет орхидей. «Я уезжала из Москвы с чувством глубоко сожаления», – признается она²⁴¹.

Уинстон также испытывал сожаление. Правда, не по поводу отъезда своей матери из далекой России. Наоборот. «Я очень расстроен, услышав, что проведу каникулы без тебя», – писал он ей в середине декабря²⁴². Вместо любимой мамы Черчиллю пришлось встречать Рождество в обществе ее сестры. А своими переживаниями он снова делится посредством эпистолярного жанра:

«Любимая мама, должен рассказать тебе, как я провел Рождество. Тетя Клара плохо себя чувствовала, поэтому нашими единственными гостями были тетя Леони и дядя Джек. Мы выпили за здоровье королевы, твое и папино здоровье. Затем мы выпили за здоровье миссис Эверест, тети Леони и дяди Мортона. Вечер я провел на Стаффорд-плейс[14], где играл до половины седьмого утра. Бабушка написала мне из Бленхейма. Она хочет, чтобы я приехал к ней. Тетя Леони должна все устроить. Но я совершенно не хочу к ней ехать. Моя дорогая мамочка, как бы я хотел, чтобы ты была дома, это было бы так прекрасно. Ты должна приехать и повидать меня, когда вернешься. Лучше, если ты заберешь меня из школы на день-два»²⁴³.

К герцогине Мальборо он все-таки поедет. «Уинстон считает, что я слишком строга по отношению к нему, но он и в самом деле, по-моему, очень многое себе позволяет, – напишет она леди Рандольф. – Я категорически возражаю, чтобы он засиживался допоздна. Он легко возбудим. В то же время он нежен и не капризничает»²⁴⁴. Еще герцогиня жаловалась на то, что Уинстон часто использует выражения, которые неподобающи его происхождению. «Это плохо влияет на Джека», – неодобрительно заметила хозяйка Бленхейма²⁴⁵.

Взаимоотношения Уинстона с отцом внушали еще меньше оптимизма, чем общение с матерью. Лорд Рандольф принимал весьма посредственное участие в выборе мест обучения сыновей. Его отстраненность можно было бы объяснить большой занятостью. К тому времени он уже стал заметной политической фигурой и действительно имел мало возможностей для занятий с детьми. Но если это и так, подобного объяснения недостаточно. Ведь не менее погруженный в политическую деятельность Джозеф Чемберлен (1836–1914) не только находил время для того, чтобы следить за обучением сыновей, но и давал преподавателям недвусмысленные намеки, что обращение с Остином и Невиллом должно быть достойно высокого статуса их отца.

Не изменилась ситуация и после того, как Уинстон поступил в школу. Его переписка с отцом была суха, а личные встречи сведены к минимуму. Даже когда лорд Рандольф приезжал в Брайтон по делам, он крайне редко навещал своего сына. «Я очень расстроен, что вы не увиделись со мной, – жаловался ребенок. – Предполагаю, что вы были слишком заняты, чтобы заехать ко мне»²⁴⁶.

Занятость занятостью, но нежелание Черчилля-старшего общаться с сыном более чем красноречиво демонстрировало, что он не испытывал к Уинстону большой любви²⁴⁷. А некоторые биографы полагают, что он даже питал «неприязнь» к своему старшему отпрыску²⁴⁸. Не соглашаясь со столь резкой оценкой, приведем более справедливое замечание Роя Дженкинса: «В этом определенно состоит величайшая ирония, что спустя век после своей кончины лорд Рандольф вошел в историю как отец»²⁴⁹.

Не менее справедливой является оценка отношений историком Норманом Роузом: «Все усилия сблизиться с отцом, завоевать его доверие, внести в общение с ним теплоту и сердечность, придать их встречам ту значимость, которой должны отличаться взаимоотношения сына и отца, натыкались на глухую стену равнодушия, непостижимого для впечатлительного ребенка»²⁵⁰. В конце 1930-х годов, во время одного из семейных ужинов, Уинстон Черчилль с грустью признается сыну: «Сегодня вечером у нас с тобой состоялся продолжительный и живой разговор, длившийся значительно дольше, чем мое общение с отцом на протяжении всей нашей совместной жизни»²⁵¹.

Не в пример своему родителю, Уинстон старался принимать участие в воспитании собственного чада. Во время обсуждения какого-либо вопроса с друзьями или коллегами он всегда будет давать сыну возможность высказаться, а заодно узнать и его точку зрения²⁵². Также он будет читать книги, которые читает его сын. Когда Черчилль узнает, что Рандольф штудирует работы Джона Стюарта Милля (1806–1873) о политэкономии, он вызовется разобрать с ним прочитанное. «Хотя я совершенно не образован в подобном предмете, спорам и обсуждениям этой темы посвящена вся моя жизнь», – порекомендует он себя скромно в качестве возможного наставника²⁵³.