Черчилль. Биография

На новогодние праздники Черчилль был гостем сэра Филипа Сассуна в Лимпне в его роскошном поместье на южном побережье. Среди гостей были также Ллойд Джордж и газетный магнат лорд Риддел. В эти выходные, как во многие другие, Черчилль работал над своими военными мемуарами. Он только что узнал, что ему полагается 5000 фунтов от Times за право их публикации (по курсу 1990 г. – 75 000), а вскоре он должен был получить вдвое больше за газетные публикации в США. В последний год он диктовал текст своему стенографисту Гарри Бекенхэму.

«Мы много говорили с Уинстоном о его книге, – записал Риддел в дневнике. – Он сказал, что закончил большую часть первого тома. Он планирует надиктовать 300 000 слов, и на этом завершить. Он говорит, что его приводит в восторг мысль, что можно получать по полкроны за слово! Он ушел наверх, собираясь часа два-три поработать над книгой. Когда он спустился, я сказал премьер-министру, с которым в этот момент разговаривал: «Страшно подумать! Пока мы впустую тратим время, Уинстон гонит слова по полкроны за штуку». Это очень позабавило ЛД».

В середине января, когда Ллойд Джордж был в Париже на совещании Верховного совета союза стран Антанты, где вырабатывались окончательные условия Версальского договора, он решил устроить заседание кабинета министров в Париже. Мирная конференция решила пригласить большевиков обсудить торговые отношения между Россией и Западной Европой. Черчилль все еще надеялся оказать поддержку стремительно отступавшим армиям Деникина. «Временами он становился почти безумцем», – писала Фрэнсис Стивенсон в дневнике 17 января. В этот день Генри Уилсон нашел Черчилля в очень странном настроении: он рассуждал, не стоит ли подать в отставку.

«Дорогая моя Клемми, – написал он жене двумя днями позже, – я бы с большим удовольствием провел эти дни в любом другом месте, чем слоняться здесь без толку». 25 января, вернувшись в Лондон, он опубликовал в Illustrated Sunday Herald статью, в которой писал о «дьявольских намерениях» Ленина. «Все тираны – враги человечества, – заявил он. – Все тирании должны быть свергнуты». Впрочем, через девять дней, узнав, что Деникин, скорее всего, будет сброшен в море, он призвал его прекратить борьбу, найти безопасное убежище для своих солдат и сторонников и начать переговоры с большевиками о небольшой территории, на которой они могли бы существовать.

«В характере и организации большевистского правительства происходят существенные изменения, – сообщал Черчилль Деникину. – Несмотря на дьявольское коварство, с которым оно создавалось и сформировалось, сейчас оно тем не менее представляет собой силу порядка. Те, кто его возглавляет, уже не просто революционеры, но личности, которые, захватив власть, заинтересованы удержать ее и пользоваться ею. Считается, что они искренне желают мира, несомненно опасаясь, что в случае продолжения войны их сожрут собственные армии. Мирный период вкупе с реорганизацией промышленности вполне может обеспечить объединение России».

Призыв Черчилля к компромиссу услышан не был. Деникину идея об «эволюции» большевизма казалась абсурдом. Через четыре дня после того, как Черчилль выступил за переговоры, большевики вошли в Одессу. Тысячи сторонников Деникина были убиты. Остатки бежали морем в Крым. В тот же день большевики расстреляли Колчака.

Уходили последние лидеры сопротивления. 5 марта Черчилль дал распоряжение генералу Холману покинуть Россию. Теперь он выступал за своего рода санитарный кордон, частью которого должна стать Германия. 10 марта он писал одному из своих советников: «На мой взгляд, цель, которую мы должны преследовать в настоящее время, – это создание сильной, но мирной Германии, которая не будет атаковать наших союзников французов, но в то же время будет служить бастионом от российского большевизма».

23 марта Черчилль высказался об антибольшевистских силах, остающихся на севере России: «Считаю, они сделали все, что могли, держась месяц за месяцем без всякой надежды, но сейчас стремятся заключить мир с большевиками». На следующий день он отправился в двухнедельный отпуск во Францию. Теперь он тоже считал единственной перспективой мирные переговоры. Пересекая Ла-Манш, он написал Ллойд Джорджу: «Я должен быть готов заключить мир с Советской Россией на самых лучших доступных условиях, чтобы стабилизировать общую ситуацию и одновременно обезопасить нас от большевистской заразы. Разумеется, я не верю, что возможно достижение какой-то гармонии с большевизмом. Но при всем том естественное стремление к материальному благу неизбежно: мы должны надеяться – к радости или горю, – что мирное влияние приведет к исчезновению опасности этой кошмарной тирании».