Читаем Черчилль: Частная жизнь полностью

Необходимо пояснить, почему ставший спустя восемь лет лауреатом Нобелевской премии по литературе Уинстон Черчилль в 1945 году «не мог писать». Согласно налоговому законодательству того времени, после вступления 3 сентября 1939 года в должность первого лорда Адмиралтейства Черчилль официально приостановил свою «профессиональную деятельность» в качестве автора. При нарушении данного обязательства каждое написанное им слово подпадало под сложную систему налогообложения, заставляя отчислять в казну с каждого фунта 19 шиллингов и 6 пенсов, [511] то есть 97,5 % дохода. Даже публикация военных речей, хотя и выходила под фамилией Черчилля, официально редактировалась его сыном Рандольфом. Писать же фактически бесплатно Уинстон не хотел, часто повторяя слова доктора Джонсона: «Только болваны пишут, не получая за это денег». [512] Для выхода из налогового тупика Черчилль создаст собственный фонд «Чартвелл Траст», в который будут поступать все доходы от литературной и журналистской деятельности. Основное же благосостояние Фонда будет принадлежать детям Уинстона, освободив его, таким образом, от налогов.

До учреждения же Фонда Черчилль и вправду был не в состоянии писать. Поэтому вместо текста он предложит Грабнеру свои картины, созданные во время последнего пребывания на юге Франции и Италии. Грабнер и этому будет рад, не переставая удивляться:

— Сэр, и когда вы только находите время, чтобы заниматься живописью?

На что Уинстон ответит с присущим ему чувством юмора:

— Все очень просто. У гения много талантов. [513]

Репродукции картин выйдут в январском номере «LIFE Magazine» и, как и следовало ожидать, будут пользоваться огромным успехом у публики.

В 1947 году Уинстон отправит две свои работы в Королевскую академию искусств. Как и в случае с парижской выставкой 1921 года, картины будут подписаны вымышленным именем — мистер Дэвид Винтер. К большому удивлению Черчилля, его работы не только рассмотрят, но и примут, а ему в 1948 году пожалуют звание Почетного члена Королевской академии искусств. В дипломе, подписанном покровителем Академии королем Георгом VI, будет записано: «Это уникальное назначение стало возможно благодаря постоянной службе нашему Королевству и его людям, а также Вашим достижениям в искусстве живописи». [514]

Не успев стать академиком, Уинстон тут же примется убеждать президента Академии сэра Альфреда Мюннинга в необходимости возобновления ежегодных обедов, проходимых под патронажем Академии. Это было нелегко, как вспоминал Черчилль, ему пришлось «несколько раз уколоть» [515] мистера Мюннинга, прежде чем тот согласился. Первый обед был устроен в апреле 1949 года.

Выставляясь на ежегодных выставках Академии, Уинстон продолжал скромно оценивать свои художественные достижения. В 1953 году он признается одному из своих друзей:

— Мне как-то неловко выставлять свои картины напоказ, они для меня как дети — хотя и ведут себя плохо, все равно любимы. [516]

Когда же в конце 1940-х годов ему предложат организовать выставку его работ, он откажется, сказав:

— Они не достойны этого. Эти картины представляют ценность только потому, что написаны, — здесь Уинстон широко улыбнется и продолжит, — прославленным человеком.

Хотя Черчилль никогда не считал себя великим живописцем, его целеустремленность и трудолюбие за мольбертом были не меньшими, чем за письменным столом. Инспектор Томсон, охранявший Уиинстона на протяжении тридцати лет, был глубоко поражен пристрастием своего шефа к мольберту и краскам:

— Я не раз сопровождал его во время каникул, и страсть, с которой он относился к своему увлечению, меня удивляла. Обычно Уинстон начинал рисовать с раннего утра и продолжал с небольшим перерывом на ланч до семи вечера. И когда в конце рабочего дня я очищал его палитру, она выглядела словно собранные вместе пятьдесят радуг. [517]

Черчилль сутками мог заканчивать уже готовую работу, исправляя ее до бесконечности. При любом удобном случае он всегда старался проконсультироваться с профессионалами. Всего Уинстоном за его более чем сорокалетнюю карьеру художника будет нарисовано свыше 500 картин. На что президент Академии сэр Чарльз Вилер с удивлением воскликнет:

— Я просто не знаю, и когда вы находите время на все ваши занятия помимо живописи. [518]

Всегда обладавший большим чувством юмора, Черчилль и в живописи иногда позволял себе некоторые вольности. Вайолет Бонэм Картер вспоминала, как однажды они остановились в загородном доме и Уинстон решил зарисовать ничего из себя не представлявший, одноцветный и скучный местный пейзаж. Каково же было ее удивление, когда, посмотрев на картину своего друга, она обнаружила эффектно возвышающиеся горные гряды, непонятно откуда появившиеся позади унылой и плоской равнины. Тщетно она всматривалась в местный пейзаж, пытаясь найти хоть какие-то признаки горных массивов.

— Ну и что? — сказал Уинстон, заметив ее удивление. — Я же не мог оставить все таким же скучным и безжизненным. [519]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное