Черчилль и Гитлер

То, что представители интеллигенции попадали в двадцатом веке под зловещее обаяние тиранов, когда поистине блестящие умы, к примеру, Жан-Поль Сартр и Э.Х. Карр загорались платонической любовью к Сталину, как политику, имело самые ужасные последствия для их соотечественников. Критика стихала, потенциальная оппозиция оказывалась загнанной в угол. То, что еще может быть простительно юной секретарше, почти не видевшей жизни за пределами берлинского бункера, недопустимо для таких прожженных писак, как Уолтер Дюранти, работавший в 1930-х гг. корреспондентом «New-York Times» в Москве, который был непосредственным свидетелем того, как Сталиным умышленно создавались предпосылки для начала голода на Украине, и продолжал с одобрением отзываться о режиме большевиков. Другой американский журналист, Линкольн Стеффенс, как известно, пошел еще дальше и по возвращении из России с энтузиазмом заявил: «Я видел будущее, и оно работает». Это актуально даже сейчас, когда марксизм-ленинизм отправлен на свалку истории – не считая, конечно, Китая, указывающего на наготу короля. Конечно, должным образом направленный, этот импульс может быть даже полезен для дела демократии. Даже когда члены палаты представителей США голосовали за объявление войны Японии после внезапного нападения на Перл-Харбор, один человек – миссис Дженетт Рэнкин из Монтаны – проголосовал против. Она одна выступила против 388, ее решение было опрометчивым и ошибочным, но она не побоялась обозначить свою смелую пацифистскую позицию. Только диктаторские режимы требуют абсолютного единогласия, и результаты выборов, как это случилось в 1985 г. в Северной Корее, где Великий Вождь якобы набрал сто процентов голосов избирателей, чаще говорят скорее об их слабости, нежели о силе.

Что же касается фрау Кристиан, то судьба, в конце концов, над ней посмеялась. «Я не могу пожаловаться на время, проведенное с фюрером, – делилась она с друзьями. – Нам даже разрешалось курить, хотя в Германии в то время курение среди женщин не одобрялось». Поскольку она умерла после долгой и мучительной борьбы с раком легких, можно сказать, что, в конце концов, ее шеф убил и ее тоже.

В отличие от Гитлера, Черчилль со своими подчиненными особенно не церемонился. Ему крайне редко удавалось демонстрировать качество, описанное им в «Савроле» как «величие манер, которыми обладали немногие выдающиеся люди». Как руководитель он иногда бывал груб и язвителен. Секретари с трудом разбирали, по их выражению, «нечленораздельное мычание или отдельные слова, брошенные мимоходом, без всяких пояснений», кроме того, к тем, кто оказывался не в состоянии уловить его мысль, Черчилль часто бывал до обидного резок. «Где, черт возьми, вы учились? – рычал он. – Вы, что, книг не читаете?». Если бы подобное случилось сегодня, Черчиллю было бы не избежать разбирательства в суде по трудовым спорам. Характер у него был ужасный, однако «величие манер», как правило, сглаживало ситуацию. К чести Черчилля нужно сказать, что с коллегами и начальством он был так же несносен, как и с подчиненными.

Известно, что когда в 1920-х гг. у Черчилля, который тогда занимал кресло канцлера казначейства, возникли разногласия с тогдашним министром здравоохранения Невиллом Чемберленом, он в попытке привлечь на свою сторону премьер-министра Стэнли Болдуина расхаживал «по кабинету, крича и грозя пальцем» и разразился «грандиозной тирадой». Чемберлен полагал поведение Черчилля «ребяческим и недостойным» и писал Болдуину: «Ни за какие райские наслаждения я не согласился бы с ним работать! Взрывной! Слово неподходящее, но зато точно отражает его темперамент!»

Летом 1940 г., неся на себе тяжелейшее бремя руководства страной в трудный для нее час, Черчилль получил письмо от своей жены, в котором говорилось: «Существует опасность, что твои коллеги и подчиненные будут относиться к тебе с антипатией из-за твоей грубой, саркастичной и надменной манеры общаться», и добавлялось: «Должна признаться, я замечаю, как твой характер портится… и с тобой уже не так приятно общаться, как раньше». Черчилль принял это к сведению и попытался измениться, но, как говорил премьер-министр Австралии Пол Китинг: «От лидера не требуется быть милым. От него требуется быть правым и быть сильным»[54].

Черчилль даже публично признал свою грубость, выступая с речью в Палате общин в июне 1941 г., в которой сказал:

Думаю, что ни одно из пренебрежительных или саркастических выражений, которые мне приходилось слышать от наших критиков, не может сравниться с теми, что я использовал не только в разговоре, но и в письменной форме. Если честно, я удивляюсь, что многие из моих коллег все еще разговаривают со мной.

Следуя совету