Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились

В тот же день президент получил от Гарримана более определенное объяснение того, что пытаются сделать британцы и почему – большей частью на основании рассказа Идена. Посол сказал, что Черчилль использовал термин «сферы влияния», но Идеи утверждает, что его цель – лишь разработать практическое урегулирование процесса решения проблемы каждой страны и как нужно в каждом случае разделить ответственность Советского Союза и Британии.

Премьер-министр и государственный секретарь, продолжал Гарриман, полагают, что в Румынии Россия на основании условий перемирия в любом случае имеет полную свободу действий. Они пытались убедить Молотова предоставить британским и американским членам Контрольной комиссии в Болгарии больше власти, чем в Румынии, и равное с советскими членами положение после окончания военных действий в этих странах. В отношении Югославии они сформулировали свою позицию так: советское правительство вместе с британским и американским правительствами принимает участие в урегулировании всех югославских разногласий. Что касается Греции, они стремились добиться у Советского Союза обещания держаться в стороне и склонить греческих коммунистов играть конструктивную роль в национальном правительстве. Ситуацию в Польше сочли совершенно иной, нуждающейся в особом разрешении с участием всех трех стран.

Стоит твердо помнить, что американское правительство в это время прилагало подобные же усилия к тому, чтобы заручиться поддержкой Советского Союза в деле урегулирования отношений между китайским национальным правительством и китайскими коммунистами. Сталин и Черчилль, похоже, хотели, чтобы американское правительство взяло на себя направляющую роль в развитии политической эволюции в этой стране; и американское правительство взяло это на себя. Точно так же стало понятно, что Британия будет играть главенствующую роль в решении вопросов Юго-Восточной Азии.

Ответ президента на несколько отчетов из Москвы о разделении сфер влияния на Балканах был сдержанным и уклончивым. Получив 11 октября первый отчет Гарримана, он сделал единственное замечание: «В настоящее время мой активный интерес на Балканах заключается в том, чтобы предпринять все возможные шаги для того, чтобы застраховаться от вступления Балкан в международную войну в будущем». На следующий день, 12 октября, в знак признания совместного обращения, посланного Сталиным и Черчиллем два дня назад, он им ответил: «Я был очень рад узнать, что вы оба договариваетесь об общей точке зрения в отношении международных политических дел, в которых мы все заинтересованы ввиду наших нынешних и будущих общих усилий, направленных к предотвращению международных войн». Хотя этот ответ мог быть написан до того, как президент получил отчет Гарримана, основанный на рассказе Идена (посланный из Москвы накануне), он, по всей вероятности, увидел его раньше, чем он был направлен совещающимся главам государств.

Короче, совершенно очевидно, Рузвельт согласился с Черчиллем, что некоторая договоренность, вроде той, о которой было доложено, желательна, если не обязательна. Но он по-прежнему сдерживал официальный интерес к положению в Восточной и Центральной Европе, кроме тех ситуаций, которые могли повлиять на настроение в Соединенных Штатах. Он твердо решил по окончании выборов многое сказать об урегулировании положения на Тихом океане. Но полагая, что удачное решение многих европейских проблем найти почти невозможно, он хотел, по возможности, остаться в стороне от них, кроме тех, что касались Германии.

Сотрудники Государственного департамента все больше осознавали необходимость бдительности в отношении политической ситуации, развивающейся в странах Восточной и Центральной Европы. Они сосредоточились на разногласиях между Россией и Британией и рассматривали деятельность обоих государств как попытку каждого получить выгоду за счет другого, а следовательно, неблагоприятную для будущего мира. Это привело к тому, что департамент проявил критическую сдержанность и следовал стратегии «откладывания». Он пытался остановить продвижение войск, гражданские войны, попытки дипломатов беспрестанно проталкивать точку зрения, что послевоенным урегулированием в Европе должен править принцип, а не соседство, политические связи или сила.