Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились

«Неожиданное форсирование Рейна в Ремагене и Оппенгейме до главного наступления на севере и быстрое использование этого преимущества в двух регионах заставили войска генерала Брэдли играть основную роль в стремительном продвижении по Германии. Эти неожиданные удары судьбы захватили воображение людей, особенно в Соединенных Штатах, подкрепили требование командующего 12-й группой армий Брэдли об отведении ей более существенной роли в продвижении к Эльбе, чем она играла в период продвижения к Рейну. Кажется вполне вероятным, что генерал Эйзенхауэр тоже хотел дать 12-й группе армий увидеть, чего она стоит».

Верно или нет интерпретированы причины его действий, но 28 марта Эйзенхауэр информировал Монтгомери, что, выполнив стоящие перед ними задачи, американские дивизии 9-й армии Соединенных Штатов, включая группу армии Монтгомери, будут переброшены на юг и соединятся с американскими силами под командованием генерала Брэдли. Он объяснил, что, пока войска Монтгомери бросят все оставшиеся силы на рывок на восток и на север, основное наступление союзников будет проходить вдоль оси Эрфурт-Лейпциг-Дрезден и они соединятся с русскими на Эльбе к югу и к западу от Берлина. К югу от этого главного наступления 6-й группе армий генерала Деверса надлежало быть готовой двинуться по долине Дуная и встретиться с русскими где-нибудь в Австрии. Монтгомери, который хотел командовать 9-й армией Соединенных Штатов хотя бы до тех пор, пока не дойдет до Эльбы, был задет и разочарован. Он ответил, что, по его мнению, совершена большая ошибка. Но Эйзенхауэр настаивал на своем решении. К тому времени на Западном фронте сражалось втрое больше американских частей, чем британских.

Эйзенхауэр незамедлительно, 28 марта, вероятно чтобы исключить возможность дальнейших споров, отправил Сталину послание, в котором рассказал о своих планах и спросил мнение советского вождя о них. Насколько известно, он не удосужился предварительно информировать своего заместителя, главного маршала авиации Теддера, Объединенный комитет и Черчилля. Он, несомненно, рассчитывал на поддержку Объединенного комитета начальников штабов и президента, если его план и право напрямую сообщить о нем Сталину будут поставлены под сомнение.

В Ялте Объединенный комитет начальников штабов сообщил президенту, что, по их мнению, крайне желательно установить прямую связь между командующими на Западе и советским Генеральным штабом. Поскольку считалось, что для этого требуется официальное согласие Сталина, «…меморандум президента премьер-министру, включающий в себя меморандум с требованием маршалу Сталину согласиться на предложенный способ связи через военную миссию в Москве, был представлен президенту, подписан им и тотчас же отправлен премьер-министру» (записки Болена о встрече президента со своими советниками 4 февраля 1945 года). К сожалению, составителям ялтинских документов не удалось найти копию этого меморандума, включающего меморандум Сталину. Ответ Черчилля Рузвельту также не приведен ни в этом сборнике, ни в книге Черчилля. В тот же день Рузвельт лично сказал Сталину, что армии достаточно подготовлены к обоюдному контакту и он надеется, что генерал Эйзенхауэр сможет напрямую общаться с советским Генеральным штабом. Сталин согласился, сказав, что, по его мнению, очень важно и перспективно, чтобы штабы разработали в Ялте детали этого предложения. Затем на заседании Объединенного комитета 5 февраля фельдмаршал сэр Алан Брук заявил, что британские начальники штабов тоже заинтересованы в установлении связи с советским Верховным Командованием, и согласился, что военные миссии, аккредитованные в Москве, должны действовать как связующее звено на высшем уровне; генерал Антонов согласился с ним.

Из открытых отчетов так и не ясно, было ли решение, заключенное тремя военными штабами в Ялте, оформлено в виде директивы Эйзенхауэру прежде, чем он 28 марта отправил свое послание Сталину. Протоколы дискуссий в Ялте, несомненно известные ему, похоже, являются достаточной основой для предпринятых им шагов. Или, может быть, он считал, что вопрос уже урегулирован, если ему позволили послать Теддера в Москву для прямой беседы со Сталиным и советскими начальниками штабов. В мемуарах Эйзенхауэр лишь вспоминал, что, как главнокомандующий, он действовал в пределах своих прав общаться с Москвой «по чисто военным вопросам», согласно договору, заключенному в январе и одобренному Объединенным комитетом.