Читаем Черчилль: в кругу друзей и врагов полностью

Не только Черчилль читал книги Шоу, но и Шоу читал произведения Черчилля и с радостью высказывал ему свое мнение о прочитанном. В архиве политика сохранилось письмо, которое ирландец написал во время морского путешествия в Новую Зеландию после прочтения первого тома «Мальборо». Книга ему понравилась. И она наверняка понравилась бы ему больше, если бы Черчилль умерил свой пыл в сведении счетов с Томасом Бабингтоном Маколеем (1800–1859). При этом сам Шоу, хотя и отметил эту слабость, счел необходимым высказать свое мнение о викторианском историке. Главным недостатком Маколея он считал то, что, признавая таланты и достижения своих героев, Маколей не умел распознавать гениальность. «Я не хочу сказать, что он не понимал ее: никто не в состоянии понять гениальность, но некоторые авторы способны ее распознать». Постепенно Шоу перевел тему Маколея в политическую плоскость, считая, что в книге, уже с опорой на Маколея и традиции вигов, показано формирование партийной системы, которая, по его мнению, в итоге «разрушила парламент, как революция разрушила монархию». Прошелся он и по Людовику XIV, который косвенно способствовал «насаждению» партийной системы, чем «подготовил путь для фашизма и большевизма, как и для Французской революции». «Все это ясно для меня, – заявил Шоу, – поскольку я прочел Карла Маркса за четырнадцать лет до того, как это сделал Ленин, и тем самым вывел Маколея из моей крови навсегда». А Черчилль этого сделать не смог. Получив «классовое образование», он «проглотил яд без антидота». Поэтому Шоу советовал во втором томе ближе подвести описание к «современной волнующей действительности», а также собственной борьбе автора с политической системой, которая проявилась в двойной смене партийной принадлежности. «Подумайте об этом. Более масштабная книга, чем ваш первый маколеевский том, вполне достижима», – убеждал Шоу. Свое обращение он закончил просьбой «простить, что вмешался», но «Мальборо» «настолько меня заинтересовал, что я просто не смог успокоиться»[206].

Черчилль не обиделся, хотя и не воспользовался предложенными рекомендациями.

В конце июля 1946 года, когда Шоу отмечал свой девяностолетний юбилей, Черчилль направил ему поздравление. В ответ известный драматург написал, что политик «никогда не был настоящим тори». Что он представляет собой «феномен», который состоит из «значительной щепотки писателя, художника и солдатской подготовки»[207]. Черчилль пообещал сохранить это письмо в своем «постоянно увеличивающемся» архиве. Он снова отметил их с Шоу различия в отношении к коммунизму. Политик признался, что с удовольствием прочел философское эссе Мориса Метерлинка (1862–1949) «Жизнь пчел», написанное в 1901 году. «По крайней мере, пчелы следуют монархическим принципам», – резюмировал он. И добавил: «К черту все неподвижные идеалы о построении человеческого общества. Главное – это поведение индивидуумов в бесконечно меняющейся и, надеюсь, в целом улучшающейся атмосфере и внешней среде». Правда, насколько улучшалась внешняя среда, в 1946-м сказать было трудно. Уже прошел год, как США использовали ядерное оружие. «Как вы думаете, – спросил Черчилль пожилого драматурга, – не означает ли появление атомной бомбы, что Создатель Вселенной устал писать нескончаемый сценарий?»[208]. Но мог ли Шоу ответить на этот вопрос?

На закате жизни Шоу, к тому времени уже прекративший писать статьи, по просьбе главного редактора Sunday Dispatch Чарльза Ида (1903–1964) все-таки подготовил небольшое эссе о своем современнике. В этом очерке он назвал Черчилля «самым восхитительно талантливым министром». Он признал его удивительные способности, но указал также и на ограничения: Черчилль слишком своеволен и свободолюбив, чтобы стать верным апологетом партийной системы. Шоу считал, что его постоянный оппонент смог бы реализовать себя гораздо полнее на посту мэра какого-нибудь «провинциального городка», где нет столь сильного гнета партийной дисциплины. И вообще, хотя Черчилль и посвятил свою жизнь политике, истинным его призванием является военное дело и литературная деятельность[209].

Черчилль в долгу не остался. Он не только обсуждал с Шоу литературу и дальнейшее развитие человечества, но и коснулся его личности в своем творчестве. В 1929 году в августовском номере Nash’s Magazine была опубликована статья под длинным названием: «Бернард Шоу: святой, мудрец и клоун, уважаемый, глубокий и неугомонный». Эта статья дважды переиздавалась: в одном из апрельских номеров Sunday Chronicle в 1930 году и в сентябрьском номере Cosmopolitan на следующий год. В 1937 году была подготовлена новая версия очерка об известном драматурге, которая появилась в одном из сентябрьских номеров Sunday Chronicle.

Перейти на страницу:

Все книги серии Аспекты истории

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное