Чердак дядюшки Франсуа

Люсиль вздрогнула, узнав голос Воклера. А ведь в том, что он оказался здесь, у г-жи де Мурье, не было ничего особенного. Где же ещё, как не в этом обществе, мог он подвизаться? Но она не встречала Вальдека с того памятного дня, когда он назначил ей свидание. К каким только хитростям не прибегла Люсиль, чтобы оно не состоялось! Рискуя навлечь гнев своего учителя, она пропустила один урок, а потом попросила перенести часы занятий на другой день недели. Больше она о Воклере не слышала, и ей казалось, что опасность встретиться с ним миновала.

Видимо, её манёвр оказался удачным. Со свойственным ему легкомыслием Вальдек так же скоро забыл о предложении, сделанном им Люсиль, как забывал и о других своих многочисленных проектах. Сперва он немного подосадовал, что девушка его обманула, но тут же принялся за поиски новой возможности обрести славу. Он недаром сказал Жанне, что неизвестно, на каком поприще его ждут лавры. Хотя дядюшка и подверг жестокой критике его поэтические опыты, он опять попробовал писать куплеты, но пристроить их, как и предыдущие, ему не удалось. Попытался было Вальдек купить у главного повара ресторана «Чёрный лебедь» секрет приготовления индейки с трюфелями, которая в среде любителей хорошей кухни была известна как «индейка а ля Жюльен» — по имени повара. Вальдек хотел купить у повара согласие переименовать это блюдо в «индейку а ля Вальдек де Воклер», но повар не прельстился деньгами, которые сулил ему Вальдек, хотя сам Вальдек ещё не знал, где он эти деньги раздобудет. Тот же отказ ждал его и у портного, которого Вальдек уговаривал связать с его именем новый фасон сюртука.

Салон г-жи де Мурье жил светскими новостями. Поэтому сенсационное сообщение о том, что жирафа появилась впервые в Европе, и именно в Париже, было как нельзя более кстати. Г-жа де Мурье дорожила тем, что потом будут повторять:

«Жирафа! Да я уже слышал о ней в салоне госпожи де Мурье! Это уже старо! Найдите что-нибудь поновей!»

Но сейчас это и в самом деле было свежей новостью. И поэтому предложение Воклера было встречено весьма одобрительно.

Воклер не заставил себя просить дважды:

— Жирафа прибыла не одна! Я уже не говорю о служителях, специальном зверином враче, так называемом ветеринаре, и отряде сопровождавших её жандармов, но привезли ещё и трёх коров, чьим молоком она питалась в течение всего дальнего путешествия из Египта. Ведь она проделала не малый путь, а зиму провела в Марселе.

— А знаете ли вы, что многие фабриканты уже откликнулись на эту новость и выпустили жёлтую в пятнах материю «а ля жираф!»? Я непременно сошью себе такое платье!

— Неужели египетский паша Мехмет-Али не нашёл для Карла Десятого лучшего подарка, чем жирафа? — фыркнула хорошенькая м-ль де Бридо.

— А в самом деле, у этих пашей такие несметные сокровища! Какой-нибудь бесценный бриллиант для короны короля или королевы был бы куда более к месту, — сказала одна из присутствовавших здесь дам.

— Не скажите! — запротестовал Воклер, который хотел, чтобы его чрезвычайное сообщение приняли без каких бы то ни было оговорок. — Жирафа будет помещена в специальную клетку в одном из наших парков, и каждый сможет поглядеть на это диковинное животное, о котором до сих пор мы знали только по картинкам. Вот и толкуйте после этого, что простому народу недоступны развлечения.

— Да, но бриллиант остался бы на века украшением королевской короны, — высказала своё мнение хозяйка дома.

— Кто в наше время может говорить и думать о веках, когда всё так изменчиво! — произнёс хозяин дома. Муж хозяйки салона, Октав де Мурье, редко подавал голос, но зато мнения его были всегда вескими и продуманными.

Воклер обвёл глазами гостиную, где от сияния многосвечных люстр роскошные платья дам и украшения, которыми они были увешаны, казались особенно красивыми, и остановил взгляд на Люсиль.

К этому времени Люсиль уже заняла место неподалёку от фортепьяно, на котором ей предстояло вскоре аккомпанировать хозяйке салона. Она слегка наклонила голову, как бы прислушиваясь к чему-то. Гладко причёсанные чёрные волосы отливали синевой. Скромное белое платье умело подчёркивало стройную фигуру и очень тонкую талию. На высокой шее, контрастируя с её белизной, на чёрной бархотке висел золотой медальон в виде сердечка. В спокойной, сдержанной манере держаться, в полных достоинства движениях таилось большое очарование.

— А вы, мадемуазель Люсиль, ещё не высказали своего мнения о жирафе, — вдруг обратился к ней тоном старого знакомого Вальдек, подсев рядом на атласный пуф, затканный цветами.

Люсиль, хотя и огорчилась, что Воклер её узнал, но не подала вида. Она подняла строгие, глубокие синие глаза на молодого человека и непринуждённо ответила: