Чердак дядюшки Франсуа

Когда за Вальдеком закрылась дверь, Люсиль свободно вздохнула. Бесповоротно отказавшись от всяких сделок с ним, она как будто обрела моральное право рассказать Ксавье всё, без утайки. Как хорошо, что Ксавье, вопреки своей аккуратности, опаздывает!

А ещё через десять минут, тревожась и тоскуя, Люсиль заняла сторожевой пункт у окна, выглядывая, не идёт ли Ксавье.

Ей не пришло в голову, да и как могла бы она догадаться, что, поднимаясь наверх, при повороте лестницы на второй этаж, Ксавье столкнулся нос к носу с Вальдеком. Ксавье без труда понял, что молодой человек идёт от Люсиль. «Пардон, мосье», — сказал Вальдек, обходя Ксавье и чуть приподняв шляпу. Ксавье ответил вежливым наклоном головы и, проскочив этаж, на котором жили Менье, бегом поднялся до самого верха, а оттуда, крадучись, спустился по лестнице. В руках у него был букет гвоздик. Он нёс их Люсиль. И вдруг эта неожиданная встреча с Воклером, вызвавшая вновь все прежние ревнивые подозрения! Взволнованный, расстроенный, он не заметил, как цветы выпали из его рук.

А Люсиль, спустя полчаса, выглянула на лестницу и, увидев разбросанные гвоздики, удивилась, но ей ни на минуту не пришло в голову, откуда они.

Не прибавляя шага и не оглядываясь, Ксавье дошёл до дома. Тут только он заметил, что у него в руках нет цветов. Но сейчас это было ему безразлично. Одна мысль сверлила его мозг: «Значит, то, что я подозревал, верно. Воклер пленил Люсиль своим талантом, именем, светскими манерами. А кто знает, может, просто она полюбила его, предпочла бедному студенту… Легко сделала выбор: не чердак, а салон. Но как могла она так вероломно беседовать с ним именно в тот день и час, когда я просил её уделить мне время для разговора! Не хотела ли она этим выразить пренебрежение к нашей встрече?!»

* * *

Прошло три дня, долгих мучительных дня… Ксавье бродил по Парижу, не находя себе места, а дома говорил, что ходит в поисках работы. Он сам не подозревал, что так сильно любит Люсиль. Мучительно было открытие, что Люсиль как-то связана с Воклером, и больно сознавать, что и он виноват в создавшемся положении. Он ни разу не сказал Люсиль о своей любви, считая это само собой разумеющимся, глубоко веря в то, что они созданы друг для друга. «Вот когда я получу работу и стану на ноги, — думал он, — мы соединим наши судьбы!»

Теперь всё кончено. Особенно тяжело было на душе у Ксавье ещё и потому, что теперь он чувствовал себя не у дел, некуда было применить силы, неизвестно, с чего начать. Может, прав Клеран, что надо искать пути объединения рабочих по профессиям? Или войти в студенческую организацию «Общество свободы, порядка и прогресса»? Но хоть общество и не велико, всего тридцать членов, они строго соблюдают устав и ими самими установленные правила. А он уже не студент и потому не имеет права в него вступить. Политический клуб «Друзей отечества»? Но, увы, все знают, что члены его много говорят, а делают мало.

Остаётся общество «Друзей народа». Оно возникло сразу же после Июльской революции и уже показало себя как настоящий друг народа. В первой же своей декларации оно заявило, что обращается «ко всем, кто работает, производит и страдает для пользы немногих, ничего не делающих, потребляющих и наслаждающихся!» Приверженцы Луи-Филиппа, так называемые «орлеанисты» — в основном парижские лавочники, — недавно напали на помещение общества и разгромили его. Обществу пришлось перекочевать в другое, более скромное помещение в дальний район. Его собрания стали закрытыми. Как туда попасть? Надо поговорить с Бланки! Бланки связан с этим обществом и сделал там недавно блестящий доклад!

* * *

На чердаке дядюшки Франсуа, как прежде, сходились друзья, беседовали, спорили, думали… Но не было былого одушевления, былой радости встреч. И Ксавье стал не тот. Это замечали все. Физически юноша даже поправился. Но он ушёл в себя, на сборищах был молчалив, редко высказывался… А Жак совсем не приходил. Франсуа, как мог, поддерживал оживление, говорил бывшим товарищам Ксавье по школе какие-то обнадёживающие слова, хотя сам не знал, откуда они у него берутся. Ведь и он пересматривал свои сумбурные взгляды, не зная, на чём остановиться, во что верить. Даже не шумел, когда кто-нибудь случайно нападал на Наполеона. Это теперь случалось редко, потому что Наполеон казался далёким, чуть не легендарным существом, которое как будто не имело никакого отношения к жизни французов.

Клеран оставался верен своему другу и все свободные минуты проводил на чердаке.

Усталый и измученный ходьбой по городу, Ксавье под вечер четвёртого дня принял важное решение. На чердаке он застал несколько человек, которые радостно его приветствовали. Но он уселся в уголке, сказал, что устал и хочет отдохнуть. Друзья поняли, что им лучше разойтись. Но когда Клеран поднялся, чтобы уйти вместе с ними, Ксавье его удержал.

Как только они остались втроём, обеспокоенный Франсуа стал предлагать Ксавье напоить его липовым чаем.

— Уж не заболел ли ты?