Чердак на Куин-стрит

Я хотела попросить ее опустить драматический пересказ ее блестящих исследований и просто изложить мне факты, но это все равно что просить грозовую тучу прекратить дождь. Я покорно вздохнула:

– Так кто это и как вы узнали? – Я села на пол и, вытянув ноги вперед, прислонилась к краю ванны, готовая к долгому пути.

Ивонна между тем продолжила:

– Тот факт, что бедную Эванджелину похоронили в саду за домом, заставил меня задуматься. Ее мать родилась в рабстве, но Джон Вандерхорст освободил ее после того, как перевез ее в Чарльстон. Возможно, семье как раз понадобилась кухарка, но меня грызла мысль, что это могло быть и нечто большее. Я ничего не смогла найти в личных записях, поэтому мне пришлось подумать об источнике информации, который мы еще не рассматривали.

Я почти слышала, как она затаила дыхание, ожидая моего вопроса.

– И что это было, Ивонна?

– Недвижимость! Я думала, уж кто-кто, а вы догадаетесь. Я начала с земельных участков, принадлежащих Вандерхорстам, включая дом на Трэдд-стрит и Галлен-Холл, а также несколько фирм на Митинг-стрит и Брод-стрит. Они, конечно, не управляли ими сами, а просто сдавали в аренду, но в какой-то момент им принадлежал магазин мужских шляп и женского платья. Я думала, вы оцените последнее.

Она умолкла, чем стряхнула с меня оцепенение, и, надо сказать, вовремя, чтобы я успела отреагировать:

– Да-да, определенно. Как интересно. Итак, помимо того что Вандерхорсты имели меркантильный интерес в различных предприятиях, что еще вы нашли?

– Я думала, вы никогда не спросите! Итак, поскольку Люсиль родилась в рабстве, но затем получила свободу, я решила немного разобраться в этом. Мне удалось найти свидетельство об ее освобождении. В нем говорилось только то, что она была в здравом рассудке и крепком теле и способна содержать себя. Никаких мотивов, конечно, не приводится, но иногда исследователь может сделать некоторые выводы, исходя из обстоятельств. Например, почему дочь Люсиль похоронили в саду за домом? Я задалась вопросом почему, зная, что это фрагмент головоломки. И, конечно же, я не могла не задаться вопросом, почему Люсиль вообще получила свободу. После 1820 года новый закон сделал освобождение раба практически невозможным, выдвинув требование, чтобы оно осуществлялось лишь по решению суда.

Я выпрямилась. В моем мозгу начали сплетаться крошечные нити.

– Продолжайте.

– Я решила изучить сделки с недвижимостью начиная с 1847 года, года рождения Эванджелины. И вот тогда я его нашла!

Она, как обычно, сделала театральную паузу.

– Что вы нашли? – не удержалась я.

– Не нужно кричать, Мелани. Мой слух в порядке.

– Простите, Ивонна. Я была немного взволнована. – Я закусила губу и сделала несколько глубоких вдохов. – Что вы нашли?

– Документ на дом на Генриетта-стрит, владелицей которого значится Люсиль Галлен.

– Галлен? Как плантация?

– Именно. Часто вольноотпущенные рабы брали фамилию своего бывшего владельца, но Люсиль предпочла этого не делать. Не могу сказать наверняка, но догадываюсь почему. Точно знаю одно: у нее имелась причина не брать фамилию Вандерхорст.

Я села прямо, нити наматывались все туже и туже.

– Но откуда у нее деньги на покупку дома?

– Я подумала о том же. Мне пришлось немного покопаться в бумагах, но я нашла оригинал купчей и документы о передаче прав собственности. И угадайте, кто купил дом, а потом продал его Люсиль за один доллар?

– Понятия не имею. Кто это был?

– Джон Вандерхорст! Только не надо кричать в трубку. Я вас прекрасно слышу.

Я моргнула, пытаясь мысленно размотать несколько нитей.

– Но какое это имеет отношение к образцу вышивки?

– Ну, у Люсиль, возможно, имелись свои причины не использовать фамилию Вандерхорст, но она позаботилась о том, чтобы ее дочь знала, кто ее отец, хотя по причинам, которые, я уверена, вы можете выяснить сами, ей не позволялось это афишировать.

Моя рука метнулась ко рту.

– Джон был отцом Эванджелины! О боже! Почему нам потребовалось так много времени, чтобы это понять?

– Нам?

Я заморгала:

– Извините. Вам. Ведь вы это поняли.

Ивонна откашлялась:

– Как я уже говорила, я уверена, что Эванджелина знала, кто ее отец, точно так же, как, изучив образец, я уверена, что она знала, что не может афишировать этот факт. Вот почему она так ловко спрятала свои инициалы в вышивке.

– Подождите. Что? Где? – Я включила громкую связь и, пролистав фотографии на телефоне, остановилась на образце вышивки и пальцами сделала крупный план. – Я их не вижу. Куда вы смотрите?

– Вышитый золотом символ между собачьими мордами на кромке. Это перевернутые буквы E и V, выполненные тонким шрифтом девятнадцатого века, известным как клинопись. Он был очень популярен в Викторианскую эпоху. Его и так трудно читать, а перевернутым почти невозможно, если не знать, на что смотришь.

Я увеличила изображение еще больше и безуспешно перевернула свой телефон, пытаясь рассмотреть фотографию вверх ногами, но затем сдалась и вместо этого наклонила голову.

– О боже мой. Вы правы. – Я выпрямилась. – Это…