Череп Бухгалтера

Сделав первый глоток, я поморщился. Вкус был кислым, грубым и землистым. Я посмотрел на лица Террини и бухгалтера, но, похоже, им рекаф казался вполне терпимым. Наконец Террини достал свою печать и воск, и, накапав воска на печать, утвердил требуемое для десятины количество зерна и мясной пасты.

- Готово, - сказал он.

После этого бухгалтер пригласил нас на обед – некоторое количество той же произведенной здесь мясной пасты, и фрукты, тоже выращенные здесь, на ферме. К этому прилагалось по кружке неплохого грога – очень кстати, чтобы смыть мерзкий вкус рекафа.

После обеда Террини, рыгнув, спросил:

- Злоумышленники есть?

Бухгалтер кивнул:

- Конечно.

- Отлично! – Террини хлопнул меня по спине. – Рудгард, твой пистолет заряжен?

- Да.

- Время немного повеселиться.

Солнце уже садилось, когда для нас был воздвигнут узкий помост, и мы стояли на платформе, оглядывая сверху толпу сервов, сидевших группами на прогретой солнцем земле. Здесь их было около сотни. Мужчины, женщины, дети – все носили рабские цепи. Их лица были грязными и истощенными. От них поднималось зловоние немытых человеческих тел.

По обеим сторонам помоста возвышались шесты, увешанные свитками с предписаниями Лекс Империалис. Позади нас в горячем воздухе лениво развевалось знамя Ричстаров. Вокс-рупор проигрывал имперские гимны, над толпой парил сервочереп, тащивший за собой знамя с хвалами Богу-Императору. Сервочерепа, которые я видел во дворце, были искусно изготовлены и отделаны, но этот явно был грубой работы, с него свисали клочья плохо очищенной плоти. Казалось, что его вынули из могилы и набальзамировали в большой спешке. За ним тянулся запах дезинфицирующих средств.

Толпа содрогнулась от ужаса, когда двое надсмотрщиков поволокли вперед одного из сервов. Он был тощим, одетым в лохмотья, босые ноги скребли по земле, на его голову был накинут мешок. Надсмотрщики подтащили его к кузову грузовика.

Террини хлопнул меня по плечу.

- Он твой.

Я всегда представлял, что моим первым убитым преступником будет боевик наркокартеля Банда, убитый в жаркой перестрелке, а не какой-то несчастный серв, связанный и с кляпом во рту. Террини заметил выражение моего лица.

- Ты справишься, - сказал он. – Просто прицелься и молись.

Я глубоко вздохнул. Этот человек был всего лишь сервом и явно заслуживал наказания, но я хотел, чтобы первая жертва моего оружия была не столь жалкой и ничтожной.

- Можно мне взять твой пистолет? – спросил я.

Террини покачал головой.

- Стреляй из своего.

Я начал спорить, но он был непреклонен:

- Серв – это тоже жизнь. Твоему оружию все равно.

Когда приговоренного подвели ко мне, меня охватил гнев на него, за то, что приходится стрелять в такое ничтожество из моего «Тронзвассе». Теперь, конечно, я стал умнее. Жизнь редко дает нам уроки, которые нам приятны, и правда в том, что убить человека в перестрелке легко, как глазом моргнуть. Мир вокруг словно размыт. События вокруг тебя происходят слишком быстро, и ты действуешь инстинктивно. Ты живешь на грани своего разума, и угроза смерти обостряет все твои чувства. Ты не думаешь, пока бой не кончится.

Казнь преступников требует большей твердости. И это было хорошее место для начала. Ты спокоен и готов, и здесь есть зрители, ждущие казни. Я запомнил слова Террини: «Насилие должно быть заметным».

Было много других преступлений, с которыми следовало разобраться до казни. Двоих сервов выпороли за кражу мясной пасты. Еще пятерых за то, что они тайно собирались вместе. И еще одному отрезали язык за то, что он проклял бухгалтера.

Мы наблюдали за всем этим. Слышали щелканье бичей, смотрели, как на коже выпоротых вздуваются длинные рубцы и льется кровь, слушали жалобные вопли наказуемого, когда ему вытащили язык изо рта, чтобы нож сделал свою работу. Глядевших на все это сервов все больше охватывало отчаяние.

Наконец настало время казни.

Двое надсмотрщиков втащили приговоренного на помост. Он сопротивлялся, и они пинками заставили его встать на колени.

Я вытер руки о штаны, широко расставил ноги и глубоко вздохнул.

По приказу Террини надсмотрщики сняли с головы приговоренного мешок. Во рту серва торчал кляп-шарик. Моргнув от яркого солнечного света, преступник посмотрел на меня. Его глаза были зелеными, и в них сверкала злоба. Я взглянул на него с не меньшей ненавистью.

Террини взял вокс-рупор.

- Серв Банн. Ты обвиняешься в проведении запрещенных тайных ритуалов. Бог-Император устал от твоего жалкого существования. Твой ничтожный труд не стоит пищи, которую Империум Человека тратит на тебя. Твой приговор к рабскому труду распространяется на три поколения твоих потомков, чтобы они могли искупить твои преступления. Но твое существование подошло к концу. Бог-Император требует твоей смерти, и милостивый Патридзо возложил на нас обязанность исполнить этот приговор.

Человек, стоявший передо мной на коленях, был примерно одного возраста со мной, но судьба разделила нас, уготовив роли убийцы и убитого. Я чувствовал лишь презрение к нему, ожидая, пока Террини дочитает приговор.

Подойдя ко мне, Террини прошептал: