Череп глухонемой обезьянки

Профессор задумался, повернулся к англичанину, словно испрашивая совета.

— А почему бы и нет? — почти без акцента предположил англичанин. — Хозяин этого дома сохранит привычную для себя обстановку.

— На крыше девятиэтажки?! — удивилась Алина. — Он же свалится оттуда.

— Крышу всегда можно огородить вот этим забором, — англичанин указал в окно. — Хозяин дома даже не ощутит перемен. Разве что высота. Но чем выше над уровнем моря, тем человек дольше живет.

— А если очень высоко, то вообще не живет, — мрачно пошутил москвич. — Представьте, что я хозяин этого дома… всего лишь представьте… И к ужину мне понадобился хлеб. И что мне, спускаться за ним, как шахтеру за углем?

— Да у вас в Москве высотки по тридцать этажей, и никто без хлеба не сидит! — вспылил Додунский.

— Вероятно, Иван Петрович боится высоты, — предположил англичанин.

— С чего ему бояться, если у него в армейской книжке шесть парашютных прыжков?! — с нескрываемой гордостью за хозяина дома ответил москвич.

— Вот и прыгал бы, а не копался в земле! — воскликнул Додунский.

— Успокойтесь, — вмешалась Алина. — Лучше подумайте, как поступить с черепом? Не зарывать же его обратно в землю,

— Его с удовольствием купит британский исторический музей, — заявил англичанин. — А того, кто убедительно докажет теорию Дарвина, ожидает миллион фунтов стерлингов.

— Миллион?! — вырвалось у Додунского.

— Не исключено, что и нобелевку дадут, — добавил англичанин.

Додунский призадумался, а затем сказал:

— Давайте поступим так. Череп сохраним, но скажем, что нашли его далеко за городом в песочном карьере — там работает мой экскаватор. Вот пусть и роются в песке — копать легче. А здесь, чего доброго, из-за этой костяшки остановят строительство. А домик Густолеса и в самом деле можно поставить на крышу девятиэтажки.

— А эстетично ли это будет выглядеть? — спросила Алина.

— Строить всегда этично, — ответил Додунский.

— Я не об этике. Я говорю, красиво ли будет смотреться домик Ивана Петровича, если его поместить на большую крышу?

— Его можно покрасить в один тон с нижними этажами, — предложил англичанин.

— Он и так красивый, — проворчал москвич.

— А еще лучше объявить его голубятней, — радостно воскликнул Додунский. — Голубятни разрешено ставить где угодно.

— Голубятней?! — московский профессор обиделся, что домик Густолеса сравнили с голубятней.

— Голуби возражать не станут, — вмешался англичанин, окончательно избавившись от акцента. — И это лучше, чем совсем потерять дом.

— Вот и хорошо. Но здесь говорили еще об одной квартире, — напомнила Алина.

— Для вас ее выделю с большим удовольствием, — с елеем в голосе произнес Додунский. — Можем прямо сейчас…

Англичанин не дал договорить.

— Девушке надо подумать.

— Что тут думать? Брать надо, — сказал москвич.

Англичанин замялся.

— Надо подумать, какой этаж… куда выходят окна?.. Такие вопросы с кандачка не решаются.

Упоминание о «кандачке» показало, с какой скоростью англосаксы способны погружаться в стихию иностранных наречий.

— Думайте, — сказал Додунский. — А мне надо подумать, как внести изменения в проекте. — Додунский кивнул и вышел.

Эдик облегченно вздохнул и стянул с головы парик. Густолес снял очки и энергично потер усталые глаза. Зрение у Ивана Петровича было идеальное, а этими очками он пользовался, когда рассматривал или паял что-то микроскопичное.

— Как интересно, — засмеялась Алина, — Иван Петрович будет жить на крыше, словно Карлсон.

Густолес восстановил зрение и осмотрелся по сторонам. Вместе с четкой картинкой к нему вернулись и остатки благоразумия. Если бы сейчас кто-то сказал, что все услышанное ему приснилось, он охотно бы согласился. Бред какой-то! Но как человек немного поживший, он понимал, что нет такой глупости, которую бы не породил коллективный разум. Доказательством тому — любое ведомство с их абсурдными постановлениями. По отдельности каждый специалист вроде вполне разумен, а все вместе теряют здравый рассудок.

— По-моему с этим черепом получается нехорошая история, — сказал Густолес.

— Напротив, — возразила Виктория Погудкина, которая все это время не вмешивалась в разговор. — У нас появится новая сенсация — симбиоз многоэтажной и частной застройки.

Без очков московский профессор показался Погудкиной моложе и намного краше. Но зачем Эдуард Полуярков, он же Повелитель будущего, изображал англичанина? За этим скрывалось какая-то тайна.

Алина тоже не все понимала. Смущали три обстоятельства. Почему Эдик утаил от нее свою способность заглядывать в завтрашний день? Зачем выдавал себя за англичанина? И что ответить Додунскому на предложение квартиры?

Последний вопрос не только для девушки, для любого человека может оказаться нелегким. Вообразите, что кто-то предлагает вам бесплатную квартиру. Неужели вы сходу откажетесь от нее и не задумаетесь об истоках предложения? Разумеется, всякая женщина догадывается о причинах мужской щедрости, но насколько благородны ее мотивы? Исходит ли они от всепоглощающей любви, или тут присутствуют подводные камни?