– А я забираю вашего обер-ефрейтора с собой, – ухмыльнулся тот.
Теперь уже побледнел и Мёхбау.
– Ордер на арест, – ледяным голосом потребовал он. – Ордер, подписанный военным прокурором сектора. Вы поняли меня, господин риттмейстер? Ордер, подписанный военным прокурором, а не главой вашей службы. Без этого в моей роте вы ничего не сделаете. Слышите, сударь? Ни-че-го!
Секурист, похоже, здорово растерялся. Формально он не был старше Мёхбау по званию, приказывать ему не имел никакого права – ни один устав Империи не ставил секретные службы над остальными армейскими частями, только в случае чрезвычайных обстоятельств и с предъявлением соответствующим образом подписанных полномочий – причём подписанных, как уже заметил мой ротный, «не главой вашей службы». Контрразведка не могла сама себе присвоить диктаторские возможности. Его Величество кайзер, очевидно, слишком хорошо понимал, что может случиться с его Империей, если тайная полиция – неважно, как она будет называться, – получит всю полноту власти.
Контрразведчик не покраснел, не побелел, не стал сыпать пустыми угрозами (впрочем, в его-то случае они как раз могли оказаться и не пустыми). Некоторое время он пристально смотрел в глаза Мёхбау, потом пожал плечами, словно делая нам большое одолжение.
– Пожалуйста, господин гауптманн, если вы так настаиваете… я принесу вам этот несчастный ордер. Сможете либо повесить его на стенку, либо… употребить по прямому назначению.
Мёхбау шагнул вперёд, сильно прищурившись. Я знал, что он происходит из древнего баронского рода, потомственный военный, известный своей выдержкой, – но в тот миг мне показалось, что он сейчас ударит секуриста.
– Ещё одно слово, сударь, и уже я принуждён буду вызвать вас на дуэль. Считаю, что вам следует немедленно покинуть расположение вверенной мне части. И что вам не следует появляться здесь, пока вы не сможете мне предъявить соответствующим образом оформленный ордер. А о вашем возмутительном поведении будет немедленно доложено по команде. В строгом соответствии с полевым уставом Императорских Вооружённых сил.
– Как вам будет угодно, – равнодушно бросил безопасник, поворачиваясь к нам спиной. Ещё раз пожал плечами и вышел вон, не сказав больше ни слова.
Несколько мгновений все молчали.
– Ну а теперь, обер-ефрейтор, – выразительно покрутив шеей, так, словно ему жал слишком тугой воротничок, проговорил Мёхбау, – я был бы признателен, если бы ты в конце концов рассказал нам толком, что там случилось.
– Слушаюсь, господин гауптманн. Дело обстояло так. Девушка, о которой я сказал… госпожа Дзамайте… она действительно была очень зла на меня.
– Насколько я понимаю, она из интербригады? – хмуро осведомился лейтенант.
– Так точно. Поэтому… она сильно возненавидела меня, когда я поступил на службу…
– Это нам известно, – кивнул Мёхбау.
– И когда мы столкнулись… она выплеснула накопившееся. Это было обращено на меня, и я не мог оставить…
– Это я и хотел услышать. – К моему удивлению, Мёхбау одобрительно усмехнулся. – Ты не мог бросить свою девушку в облаке «сирени», это яснее ясного. Пусть даже девчонка втянула тебя в самую большую неприятность твоей жизни. Уважаю, обер-ефрейтор. Ладно, не бери в голову. Я переговорю с фон Валленштейном. Он тоже не любит, когда контрразведка забирает у него лучших людей, гоняясь за какими-то призраками. Иди служи, обер-ефрейтор. У тебя наверняка полно дел в отделении. Разрешаю приступить к ним немедленно.
Секурист с означенным ордером на арест так и не появился. Зато появился приказ о моём направлении на краткосрочные курсы повышения квалификации младшего начальствующего состава.