Череп в небесах

Когда-то я очень любил Екатеринку. Её застраивали, когда Новый Крым был ещё свободен, но уже достаточно богат, когда ползуны и октопусы с рыбоферм стали исправно превращаться в звонкую имперскую монету. Примитивные бараки первых лет освоения снесли, и вместо них поднялись изящные двух-трёхэтажные здания, чем-то напоминавшие старую Москву, какой её рисовали художники девятнадцатого века. Нижние этажи сплошь занимали магазинчики и маленькие рестораны, широкие тротуары засадили деревьями, устроили фонтаны. К Екатеринке примыкал ещё один проспект – Петра Великого, его строили по образу и подобию Невского в Петербурге.

Я шагал и шагал – мимо закрытых дверей, опущенных железных жалюзи, и только фонтаны пока ещё весело и беззаботно журчали, знать ничего не зная о людских бедах.

Декоративная брусчатка Екатеринки кончилась, проспект упёрся в морскую набережную, вознесённую метров на двадцать над пеной прибоя. По правую руку от меня остались Северная и Южная бухты, битком забитые промысловыми траулерами и плавучими рыбозаводами; впереди лежал только океан.

Я повернул налево, вновь зашагал, стараясь придать себе максимально деловой и озабоченный вид. Хотелось пройтись медленно, впитывая и наслаждаясь каждым лучом, отражающимся от беломраморного парапета; но нельзя, ответственные работники так не ходят, это только возбуждает нездоровый интерес патрулей.

Впереди поднималась многоэтажная громада «Кайзера», и в своё время весь Новый Севастополь стоял в пикетах, требуя запретить строительство «этого уродства, губящего неповторимый архитектурный ансамбль города». Правда, протесты утихли после того, как компания перечислила очень большие средства в городской бюджет – никто из чиновников не польстился на втихую предлагавшиеся конверты с более чем солидными суммами.

У отеля густо роились переселенцы. Длиннющая гусеница автобусов здесь заворачивалась кольцом, отрыгивая груды кофров и орды ноющих детей. Я поймал себя на неприязни и устыдился. Эти бедолаги жили в жуткой тесноте под куполами жизнеобеспечения, пили регенерированную воду и дышали регенерированным воздухом. По нашим меркам, они «зашибали сумасшедшие деньги», но что такое деньги по сравнению с радостью броситься в набегающую тёплую волну?..

Коренастый мужчина, с окладистой чёрной бородищей, делавшей его похожим на Карла Маркса, стоял у парапета, пыхтя толстенной сигарой. Рядом с ним возвышалась пирамида потёртых кофров из ребристого алюминия, на кофрах восседали две чернявенькие девочки-двойняшки, а бледная, измождённая женщина старалась согнать в кучу троих мальчишек-погодков.

– Приветствую на Новом Крыму, – я протянул бородатому руку. Само собой, я заговорил на общеимперском.

– Спасиб... – отозвался он, отвечая крепким рукопожатием. – А т... народ ваш н... нас коситс... нехорош...

У него был странный акцент, проглатывались гласные на конце слов.

– Всё будет нормально, – я постарался улыбнуться как можно приветливее. – Вы сами-то откуда?

– Одиннадцатый сектор, планета Борг, – бородач явно сделал над собой усилие, стараясь выговаривать слова медленно и правильно.

– Борг... урановые руды?

– Угу, – мой собеседник криво хмыкнул. – Ни воды, ни черта. Одна радиация, туды её в качель. Пыльные бури. Ветра такие, что только в танках ездить можно. Человека в полном скафандре уносила, мож... представить себе, нет?

– Могу. Меня Александром зовут.

– Оч... приятно. А меня – Дэвидом. У вас тут, я смотрю, красиво. Благодать, туды её в качель. А у нас, йохер-нахер... Ну ничего. Теперь мы тут у вас будем.

– А вы как сюда...

– Навсегда, Александер, навсегда, – мой собеседник утробно захохотал. – Не зря, туды её в качель, я лёгкие в шахте выблёвывал! Не зря свинцом хер оборачивал! Выпал нам таки счастливый билетик! – глаза у него странно заблестели. Сигара у него была явно не с простым табачком.

Я вежливо кивал, не перебивая. Пусть говорит. Иногда такое может дать больше, чем все агенты Конрада, вместе взятые.

– Выпал нам, грю, билетик счастливый! Приехали сюда к вам измену выкорчёвывать! Вы тут, йохер-нахер, зажрались вконец, тольк... ты не обижайс..., ладн...?

– Да что ты, Дэвид, что ты, – я успокоительно похлопал бородача по плечу. Пусть говорит. Что бы ни сказал.

– Зажрались, говор...! – рявкнул тот, обдав меня ядрёным табачным ароматом. – Вы тут изменом изменить решил...! А почему? Потому шт... жили слишком хорошо! Вам-то не понять, каково это – в шахте по двенадцать часов, да в скафандре, потому шт... иначе сразу каюк!

– А вы уехать разве сами не могли? – поддержал я. – Неужто вас Империя там насильно держала?