Черепа

Такие слова Паши показались немного грубоватыми в сторону офицера полиции. Но ведь действительно, чем дольше они разговаривают об одном и том же, тем выше шанс, что убийца сейчас сбежит и его новые жертвы уже не будут ждать, пока маньяка снова поймают и уже точно отвезут в участок для избрания меры пресечения.

— Хорошо, — не отрывая взгляда от Паши, сказал полицейский. — Так уж и быть. Пожертвовав своим временем, я съезжу и проверю, правду ли вы говорите или нет. Если там не окажется, как вы говорите: черепов, маньяка и ваших друзей, то ваши слова будут расцениваться как мелкое хулиганство, то есть подшучивание над представителем власти.

Ребята испугались такого заявления. Как он мог о таком подумать? Неужели он действительно считает, что перед ним два одиннадцатилетних ребёнка могут врать товарищу полицейскому прямо в лицо насчёт такого страшного инцидента? Чтобы сгладить этот неловкий момент, Мари сказала:

— Давайте мы с вами поедем и там всё вам покажем, — пытаясь уверить офицера полиции в правде, предложила она.

— Нет, вы и так уже достаточно за сегодня набегались, я думаю, ваши родители не вытерпят второго такого похода. Тем более ты сама сказала, что у твоего друга нога сломана. Ему поскорее нужно шину наложить и в больницу по-хорошему отвезти, а не по лесу разъезжать.

Полицейский говорил действительно важные вещи, ведь Мари совсем позабыла о Паше и о своей маме. Она так и не успела наложить ему шину, когда были ещё там, а о маме и вовсе не подумала. А ведь она, скорее всего, так переживала, когда её не было дома, так рыдала, а её дочь, такая бессовестная, думала только о том, как бы поскорее поймать этого маньяка.

— Вы лучше мне скажите, раз уж там были, где, что находится, чтобы не бродить по всему дому, — попросил полицейский.

— Получается так… — почесав затылок, начал объяснять Паша. — Черепа находятся под полом в открытом погребе… их там даже издали видно… — Паша нервно сглотнул и продолжил. — Маньяк сидит в левой комнате от входа, привязанный к кровати. Наши друзья — на втором этаже в правой от лестницы комнате… Правда там все ступеньки изломаны, я, если честно, не знаю, как до них можно будет добраться…

— А как тогда ваши друзья по ней взобрались, если она сломана?

— Вот. Это как раз таки из-за маньяка я ступеньки-то и поперебил вместе со своей ногой, пытаясь сбежать поскорее из этой усадьбы, когда своих друзей, лежащих на полу с синими пятнами на шеях, увидел. Они прям рядом друг с другом лежали, за кроватью… А самое страшное в них было то, что они никак не подавали признаков жизни, а глаза их были открыты. В них виднелся ужас, страх… они оба смотрели на меня… будто моля о помощи…

Сказанное Пашей немного насторожило обстановку в доме. Мари заметила, что чем дольше он говорил, вспоминая минувший час, проведённый в усадьбе, тем шире становились его зрачки, будто он до сих пор сейчас находился в той усадьбе, пытаясь разглядеть что-то или кого-то через темноту.

— Хорошо… я запомнил, — пытаясь не подавать виду, ответил товарищ полицейский, однако было немного заметно, как в его лице появилась крупица растерянности. — Я сейчас съезжу туда и проверю. Если всё будет так, как вы и говорили, то тогда вызову опергруппу. А сейчас, — он развернулся к маме Мари и кивнул в сторону Паши, — вызовите, пожалуйста, пострадавшему скорую, а то негоже с повреждённой ногой стоять и ждать, пока она сама без вызова приедет.

Товарищ полицейский развернулся и пошагал в сторону входной двери. Обувшись, он посмотрел на людей, по причине которых он первый раз в своей жизни съездит в лес не на отдых, а по делу о серийном маньяке, который ради всеобщей “справедливости” применяет метод эксгумации детей.

— Позвоню вам завтра утром, доложу о своих находках, будьте на телефоне, всего доброго.

Он подошёл к выходу и уже потянулся к ручке двери, как вдруг кто-то сзади остановил его:

— Постойте.

Полицейский замер, затем развернулся. Это была Мари:

— В той усадьбе очень темно, нет света. Возьмите фонарик, — она достала его из кармана и протянула офицеру.

— Не надо, спасибо, у меня свой есть, — кротко ответил он.

— Тогда… Будьте осторожны, этот маньяк очень опасен, — на прощание предостерегла его Мари.

— Я знаю. Нынче у нас не бывает добрых маньяков.

Товарищ полицейский вышел за порог и пошёл к своей машине. Мама закрыла за ним дверь и повернулась к ребятам.

— Ох, дети вы мои… каких же дел вы сегодня понаделали… — с тоской протянула мама. — Паша, иди сядь аккуратно на диван, сейчас я позвоню твоим родителям. Мари…

Мама посмотрела на неё своими уже совсем не добрыми тёмно-коричневыми глазами. В них виднелась грусть, усталость, жалость к Мари, но не гнев. Жалость виднелась скорее потому, что мама и сама понимала, чего натерпелась Мари. Трудно было по её взгляду понять, верит ли она их рассказу или нет. Но точно можно было понять только одно — сейчас уже совсем не время для таких разговоров.

— Иди ложись спать, завтра с тобой поговорим, — сказала мама.

— Мама, давай, может быть, я Паше шину наложу или помогу ему дойти до дома?