Черепа

Мари ещё раз взглянула на свою маму перед тем, как она встала и ушла в гостиную. Она увидела, как её глаза резко потускнели, а её лицо неожиданно побледнело. Кухня потеряла то яркое свечение от солнца, исходившего сквозь незакрытые небесно-голубыми занавесками окна. В ушах появился какой-то непонятный звук, походивший то ли на тихий работающий телевизор, то ли на чьё-то шептание. Стены, пол и потолок потеряли свои привычные очертания и их внешняя оболочка, как старая штукатурка, моментально опала, оголив вековую могильную землю. Мари, не понимая, что происходит, уставилась на маму. Она была повёрнута к ней спиной, однако голова, как не странно, смотрела прямо на неё. Страшные очертания черепа вдруг проявились на её иссохшем окаменевшем лице. Мамины зеницы, походившие на бездонные чёрные орбиты, впились в её, вдруг обмокшие от страха глаза. Нижняя челюсть отвисла, оголив своё бездонное хайло. Оно медленно начало засасывать весь свет, озарявший всю кухню, со страшным мерзким свистом. Наравне с многочисленными шепчущими голосами и этим отвратительным громким свистом, в голове Мари все эти звуки перемешались, наложились друг на друга, образовав невыносимую какофонию, походившую на метод пыток для изведения человека до психического срыва. Вся радость, когда-то окружавшая её, мгновенно исчезла. Мерзкий, чудовищный череп стал медленно отдаляться от своего привычного места, приближаясь к лицу Мари. Будто черепа из её недавнего кошмара переместились в реальный мир и стали явью. Она также, как и во сне оцепенела и ничего не могла поделать. Кухня стала похожа на тёмное заброшенное подземелье, со всех сторон которого проросло прогнившей угольно-пепельной почвой. У её мамы, неподвижно стоявшей прямо перед ней, почернело платье, а руки стали похожи на тоненькие изломанные тросточки с выпирающими фалангами. Череп, отделившийся от единого тела и ставший собственным мёртвым организмом, тем временем уже успел подлететь к лицу Мари. Бесконечно тёмная, глубокая пасть находилась буквально в сантиметре от носа Мари. Он сделал страшный мерзкий вдох со свистом, будто бы пытаясь засосать голову Мари в себя, в бездну, где она будет просто сознанием, витающем в необъятной пустоте. Где она будет заточена в беспросветном вакууме, бесконечно мучаясь от беспомощности и никчёмности своего существования. Мари, в это время, перестала уже что-либо чувствовать. Ни своего тела, ни своих эмоций она уже не ощущала. Мари просто ожидала своей участи. Теперь её уже никто не сможет спасти, как тогда в усадьбе. Никого, кроме этого, мерзкого, оскалившего свои острые заточенные как нож зубы черепа, рядом с ней не было. В глазах потемнело, кухня расплылась во мраке, а в его глубоких очах Мари заметила себя. Вглядевшись в уже не бесконечно тёмные глазницы, она увидела, как просто стоит одна посреди кухни с выпученными глазами и смотрит куда-то в пустоту. Мари поняла, что всё это — галлюцинация. Это просто кошмар, видение, продолжающееся не во сне, а на наяву, но будто под гипнозом. Мари всмотрелась в орбиты черепа. Картина, на которой она видела себя, стала увеличиваться, плавно приближаясь к ней. Она, пытаясь побороть свой страх неизвестности, стала уверенно преодолевать невидимые преграды, медленно заплывая всё глубже в бездну, в бездонные глазницы. Мрак расплывался в округе, исчезая вдали, тогда как очертания кухни становились всё чётче. Свист и шёпот понемногу утихал, а череп растворился в её подсознании. К ней вернулось ощущение своего тела. Мари моргнула.