Черепаха Тарази

— Вы знаете, я самый несчастный правитель на свете. Потому что мне достался суеверный, вздорный народец… Вот свежий пример: сегодня на пустыре увидели черепаху… очень большую черепаху, невероятных размеров. И все сразу же заговорили о войне. И нашлись даже такие, кто уверяет, что эту черепаху как предупреждение, как дурную примету прислал… кто бы вы думали? Мой младший брат Чингисхан… С другого конца света, из Пекина… Вот над каким народом господь поставил меня… — Денгиз-хан прищурился, посмотрел на Тарази, ожидая, что он на это скажет.

— Право, не знаю, ваша светлость… Но смею вас заверить, что сейчас вашему городу грозит не Чингисхан, а песок… Четыре года назад я проезжал мимо вашего города, правда не въезжая в него… и теперь… я заметил, что пустыня еще больше приблизилась к городским стенам. И мне кажется, надо срочно посеять вокруг двумя, тремя кольцами саксаул. Иначе все поглотит… — Но не успел наш путешественник договорить, как услышал громыхание, а потом увидел, как Гольдфингер торопливо везет что-то в тачке. Он испытующе смотрел то на эмира, то на Тарази, и видно было, что он беспокоится, думая, не пропустил ли что-нибудь важное из их беседы.

Гольдфингер остановил тачку и стал вынимать оттуда нечто довольно громоздкое и запутанное, а когда развернул на траве, Тарази увидел, что привез он качели.

Обмотав себя вокруг талии веревкой, Гольдфингер ловко вскарабкался сначала на одну шелковицу, потом на другую, укрепляя веревку и натягивая качели. Легкие, отделанные шелком и бахромой, они сразу же стали раскачиваться от ветерка.

Эмир же, чтобы не отвлекать своими разговорами ревнивца Гольдфингера, осматривал в это время лошадь Тарази. Поглаживал нежно хвост, тыкал пальцем в бок животного, опускался на корточки, чтобы пощупать копыта, и при этом, довольный, чмокал, а Тарази, напряженный, держал лошадь и боялся, как бы Денгиз-хан не спросил, что там в клетке под покрывалом.

— Прошу, мой курфюрст! — сказал Гольдфингер, закончив с качелями. Эмир с радостным возгласом засеменил и ловко сел на качели. Покачиваясь, он закрыл глаза от удовольствия и запел неожиданно:

Спите, дети-шалуны,
вон Гольдфингер к вам идет.
Ах, мечты, ах, мечты…
Всем, кто плохо жил на свете,
наказанье он найдет.
Ах, мечты, мечты, мечтанья…
Кто шалил — от наказанья
Не уйдет, не уйдет…

— Браво! — захлопал Гольдфингер, еле заметно усмехаясь в ус. — Ну, как вы себя чувствуете, мой курфюрст?

— Я умиротворен! Этот сад, эти качели и вы, друзьям мои… Я так одинок. Но зачем роптать?! «Спите, дети-шалуны, вон идет Гольдфингер…» Сколько раз благодаря этим качелям мы избежали неприятностей, — сказал Денгиз-хан, сладко покачиваясь.

— Много раз, мой курфюрст, — с готовностью ответил Гольдфингер, словно ждал похвалы.

— Вот сегодня, например, — продолжал Денгиз-хан раскачиваться, — когда мне сказали, что у нас появилось это чудовище… Оно еще и поныне там, на пустыре, но я спокоен. Хотя народ упрямо твердит о каких-то дурных приметах…

Гольдфингер взял конец веревки и стал помогать эмиру раскачиваться.

Тарази помешкал, но тоже взял другой конец, ибо вся атмосфера, в которой развлекался эмир, располагала к дружелюбию.

— А сколько вы заплатили тому человеку, который провел вас через тоннель? — не открывая глаз, вдруг спросил Денгиз-хан. И добавил доверительно: — Я построил эти тоннели на случай войны. И растратил всю казну. Но пока войны нет, я подумал: тоннели могут пополнять казну за счет путешественников, желающих меня лицезреть. Если еще один год Чингисхан не нападет на нас, тоннели себя полностью окупят.

— Видите, — засмущался Тарази, — мы договорились, что он выведет меня обратно в город…

— Заплатите ему хорошо, — просто попросил эмир, — ибо я обложил проводников самыми большими налогами. Им остаются буквально гроши. А они, как правило, все с семьями.

— Разумеется, — поспешно ответил Тарази.

— Когда я был моложе, — разоткровенничался Денгиз-хан, — и мог лучше развлекать таких путешественников, как вы, — ну, например, сам вместо кучера катал их по парку на фаэтоне, — то брал, естественно, в два раза больше. Но теперь… Мой друг Гольдфингер прекрасно помнит те времена…

Эмир умолк, остановил качели и сошел. Ни слова не сказав на прощание Тарази, он стал удаляться и скрылся за забором. Только раз он обратился к Гольдфингеру, который вел его, взяв под локоть:. — Не забудьте о возмездии, Гольдфингер.

— Нет, мой курфюрст. Мы поручим ему увести от нас эту чудовищную черепаху, — послышался леденящий голос Гольдфингера.

— Да, он ведь ученый и как раз ловит черепах. Только сегодня, пусть сегодня же уводит… Чтобы успокоился народ. Ты ведь знаешь, мой друг Гольдфингер, что в истории был случай, когда народ поднял бунт из-за обыкновенного скорпиона. И заодно в ярости придушил и своего преданного правителя…

IV