— Они в помойке. На лестнице. Вместе с бычками, тараканами и объедками пиццы.
Немочь взвыла:
— Ты что, правда их туда сунула?
— Сунула и буду совать, пока убирать не научишься!
— Мои любимые джинсы! Дизайнерские джинсы за двести тридцать пять фунтов!
— Где ты взяла такие бабки, дохлятина?
— Не смей так со мной разговаривать!
— Я говорю, что думаю, и, между прочим, еще сдерживаюсь. Хочется тебя по-другому назвать, да хорошее воспитание мешает.
— Ты за это заплатишь! Вот натравлю на тебя Карлоса, он тебе покажет!
— Своего подавалу чумазого? Ты извини, он мне в пупок дышит!
— Смейся, смейся… Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда он тебе сиськи клещами повырывает!
— Ой, боюсь-боюсь! Аж вся дрожу.
Агата поплелась к двери за своим добром, не выпуская бутылки. На пороге стоял Гэри, он как раз собирался позвонить. Прошел в гостиную, схватил «Harper’s Bazaar» и сунул в карман.
— Ты начал читать дамские журналы? — воскликнула Гортензия.
— Развиваю мое женское начало.
Гортензия кинула последний взгляд на соседку: та извлекала джинсы из помойки, стоя на четвереньках и визжа как поросенок.
— Все, валим отсюда, — сказала она, подхватывая сумочку.
На лестнице они столкнулись с пресловутым Карлосом: метр пятьдесят восемь, семьдесят кило, черные как смоль крашеные волосы, физиономия рябая от застарелых угрей. Он смерил их взглядом с головы до ног.
— Что это с ним? Хочет мое фото? — спросил Гэри, обернувшись.
Мужчины обменялись враждебными взглядами.
Гортензия схватила Гэри за руку и потащила на улицу.
— Не парься! Это один из ее старых перцев.
— Опять поругались?
Она остановилась, повернулась к нему, скроила самую нежную и умильную мордочку, какая водилась в ее арсенале, и спросила:
— Слушай, а может, я все-таки…
— Нет, Гортензия, и не мечтай! Сама разбирайся со своей соседкой. А я живу один, в тишине и покое!
— Она угрожала мне сиськи клещами повырывать!
— Не иначе тебе попалась такая же змея, как ты сама. Интересно будет поглядеть на матч. Оставишь мне местечко в первом ряду?
— С поп-корном или без?
Гэри прыснул. Эта девица за словом в карман не полезет. Не родился еще тот, кто мог бы ее заткнуть или приструнить. Он чуть не сказал: ладно, давай переезжай ко мне, но вовремя спохватился.
— С поп-корном, но только сладким! И сахару побольше!
Вокруг огромной, занимавшей полкомнаты кровати валялась одежда, которую они поспешно сбросили накануне. На окнах — набивные занавески с алыми сердечками, на полу — розовый акриловый коврик, над кроватью — полупрозрачный балдахин в средневековом духе.
«Где я?» — спросил себя Филипп Дюпен, обводя глазами комнату. Бурый плюшевый мишка, потерявший стеклянный глаз и потому явно расстроенный, гора вышитых подушечек, на одной из которых красуется надпись: «WON’T YOU BE MY SWEETHEART? I’M SO LONELY»[23], открытки с котятами в акробатических позах, постер Робби Уильямса с высунутым языком и целый веер фотографий хохочущих девиц, посылающих воздушные поцелуи.
Господи, сколько ж ей лет? Накануне в пабе он решил, что двадцать восемь — тридцать. Но посмотрев на стены, начал сомневаться. Он уже плохо помнил, как они познакомились. В голове всплывали обрывки разговора. Всегда одни и те же. Менялся только паб или девушка.
— Can I buy you a beer?
— Sure[24].
Они выпили по одной, второй, третьей кружке, стоя у бара; их локти синхронно поднимались и опускались, а глаза то и дело косились на экран телевизора — показывали футбольный матч. «Манчестер» — «Ливерпуль». Болельщики в майках своей команды орали, стучали кружками по барной стойке и пихали друг друга под бока при каждом голевом моменте. За стойкой суетился молодой человек в белой рубашке, он выкрикивал команды другому парню — у того, казалось, пальцы приросли к кофеварке.
У нее были светлые, очень тонкие волосы, бледная кожа и яркая помада, оставлявшая следы на стакане, фестончики из кроваво-красных поцелуев. Она вливала в себя пиво кружку за кружкой. Курила сигарету за сигаретой. В какой-то газете он прочел жутковатую статью: оказывается, многие беременные женщины курят, чтобы замедлить рост плода и рожать без боли. Он посмотрел на ее живот: плоский, даже впалый. Не беременна.
Потом он прошептал:
— Fancy a shag?
— Sure. My place or your place?[25]
Он предпочел пойти к ней. У него дома был Александр с няней Анни.
Странная у меня сейчас жизнь: просыпаюсь в незнакомых комнатах рядом с незнакомыми женщинами. Словно летчик, каждый день меняющий отели и партнерш. А если судить строже, то можно сказать, что я снова переживаю пубертатный период. Скоро окончательно впаду в детство, начну смотреть вместе с Александром «Спанч Боба», и мы разучим с ним диалоги кальмара Карло.