Черепаший вальс

— Душ во дворе! — воскликнула Жозефина.

— Ну да… Рядом с помойкой…

— Это невозможно!

— Возможно, мадам Кортес, возможно!

— Ладно, — решила Жозефина. — Завтра и съездим.

— Не давите на меня, мадам Кортес!

Жозефина заметила, что в дверном проеме стоит маленькая Клара. Это была на удивление серьезная девочка с грустными, кроткими глазами. Рядом возник ее брат, Лео; каждый раз, как Жозефина ему улыбалась, он прятался за спину сестры.

— По-моему, вы изрядная эгоистка, Ифигения. Мне кажется, что детям бы понравилось жить на радуге…

Ифигения взглянула на детей и пожала плечами.

— Они уже привыкли.

— А мне хочется, чтобы комната была розовая… и чтобы покрывало ярко-салатовое… — сказала Клара, посасывая прядь волос.

— Ну уз нет! Розовый — это для девсёнок! — завопил Лео. — Хоцу комнату золтую, как цыпленок, а покрывало красное, с вампирами.

— Они не в школе? — спросила Жозефина, воздержавшись от ликования и давая Ифигении возможность сдаться достойно.

— Сегодня среда. В среду нету сколы, — ответил Лео.

— Ты прав. Я забыла!

— У тебя голова кругом идет, да? У нас так училка говорит…

— Да, действительно шла кругом, но теперь, когда я с вами, мне гораздо лучше, — сказала Жозефина, сажая его к себе на колени.

— Мам, а нельзя нам двухэтажную кровать? — спросила Клара. — Тогда бы я спала наверху и думала, будто я на небе… А еще письменный стол!

— А мне деревянную лосадку! Ты Дед Мороз?

— Глупенький! Где же у меня борода?

Он заливисто рассмеялся.

— По-моему, вы проиграли, Ифигения. Встречаемся завтра в полдень. Лучше не опаздывать, а то вернуться вовремя не успеем…

Дети повисли на матери, вопя от восторга.

— Скажи «да», ну мам, скажи «да»!

Ифигения стукнула ладонью по столу, требуя тишины.

— Тогда взамен я буду у вас убираться. Два часа в день. И никак иначе.

— Часа вполне хватит. Нас всего двое. Работы будет немного, и я вам заплачу.

— Нет, бесплатно, иначе не поеду ни в какую «Икею»!

На другой день ровно в двенадцать Жозефина ждала в холле. Они сели в ее машину. Ифигения держала на коленях хозяйственную сумку, а на голову повязала платок.

— Вы мусульманка, Ифигения?

— Нет, просто я легко простужаю уши. А потом начинаются отиты, и уши горят по поводу и без…

— У меня тоже самое! Чуть начинаю волноваться, сразу уши краснеют!

Они проехали Булонский лес и двинулись по направлению к Дефанс. Припарковались перед «Икеей», вооружились бумажным сантиметром, блокнотом, карандашом и ринулись в лабиринт магазина. Жозефина записывала, Ифигения чертыхалась. Жозефина заполняла блокнот, Ифигения растерянно вопила:

— Это уж слишком, мадам Кортес! Хватит!

— Почему вы не хотите называть меня Жозефиной, я же называю вас Ифигенией!

— Нет уж, для меня вы мадам Кортес. Нечего путать божий дар с яичницей.

В «Брикораме» они выбрали канареечно-желтую краску для детской, малиновую для общей комнаты, ярко-синюю для кухоньки. Жозефина заметила, как Ифигения косится на паркет, приоткрыв рот от восхищения. Она заказала паркет. Душевую кабину. Плитку.

— Но кто всем этим будет заниматься?

— Найдем плиточника и сантехника.

Жозефина заказала доставку, дала адрес. Они вышли и, отдуваясь, сели в машину.

— Вы совсем куку, мадам Кортес! Так вот, я вам так квартиру вылижу, что с пола можно будет есть!

Жозефина улыбнулась и лихо перестроилась в другой ряд, придержав руль одним пальцем.

— И к тому же отлично водите.

— Спасибо, Ифигения. С вами я прямо вырастаю в собственных глазах. Надо нам почаще видеться.

— Ой, что вы, мадам Кортес! У вас и без меня дел хватает…

Она уронила голову на подголовник и, счастливо улыбаясь, прошептала:

— Первый раз в жизни кто-то добр ко мне. Я имею в виду — просто так добр, без задних мыслей. Потому что бывали такие, что мне помогали, но потом всегда оказывалось, что им от меня что-то надо… А вот вы…

Она звучно фыркнула, выражая свое изумление. Ее лицо в обрамлении платка казалось ликом юной мадонны, наспех накрасившейся у кухонной раковины. От нее пахло марсельским мылом: не успела как следует смыть под холодным душем во дворе. Тонкий длинный нос, черные глаза, бледное лицо, ослепительные зубы и глубокая морщинка между бровями, доказывавшая (впрочем, Жозефина в этом и не сомневалась), что Ифигения — девушка с характером. Грузноватая фигура, бюст итальянской матроны, лицо по-детски серьезное: из месяца в месяц бьется, чтобы свести концы с концами, и счастлива, дотянув до следующей зарплаты.

— Хуже всех был мой муж… То есть это я его называю мужем, мы не расписаны. Бил почем зря все, что его не слушалось. В первую очередь меня. Выбил мне два зуба. Еле-еле на новые заработала. Он взрывался по любому поводу. Однажды врезал полицейскому, когда тот его остановил проверить документы. Дали шесть лет тюрьмы строгого режима. Я была беременна Лео. Честно говоря, обрадовалась, что его засадили. Он скоро должен выйти, но искать меня здесь ему в голову не придет. Боится богатых районов. Говорит, там фараоны кишмя кишат…

— Дети его не вспоминают?

Она снова выразительно фыркнула, на сей раз с презрением.