Черепашки-ниндзя и Чародей Зеленого Острова

Рядом поставьте

Высокую липу,

Подрагивающую на ветру.

Поместите над ними, над крышей и липой,

Синее небо.

В белой кипени облаков отмытое поутру.

И не вмешивайтесь,

Глядите на них.

Эй, Черепахи!

Эй, не робей!

Вперед! Черепахи!

Вперед!

Бывает, что и дрозду

Становится холодно

И тогда он всего лишь птица,

Которая ждет тепла.

И тогда он просто бродяга,

Неприкаянный и несчастный.

Потому что без песни

Пространство

Бесстрастно!

Эй! Черепахи!

Эй! Не робей!

Вперед! Черепахи!

Вперед!

Эгей-гей!

Пауки не ожидали такого дружного натиска живой энергии и начали отступать.

Теперь Донателло направил на них пучок ярко- алого света, который излучал волшебный кристалл, находящийся у него в руках. Пучок света, точно лазерный луч, прорезал пространство Мертвой Земли насквозь.

Со скалистого безжизненного берега вниз посы­пались камни, вздрогнула Мертвая Земля, покач­нулась, точно от векового сна, вздохнула полным влажным глубоким вздохом. Одни за другими ле­тели каменные глыбы в блестящую гладь Мертвого Залива, и через несколько минут на месте прежних пещер и скал открылась плотина, откуда с беше­ным ревом ринулась голубая, светло-голубая чис­тейшая вода, смывая, очищая все на своем пути. Паучье племя утонуло в ее могучих струях. Кануло в небытие, смытое вновь народившимся потоком жизни и влаги.

Донателло, счастливый и растерянный, стоял на высоком скалистом берегу, сжимая в руках алую драгоценность Будды и светил туда, к самому го­ризонту Мертвого Залива, наблюдая, как у самой его кромки преломившийся луч кристалла, расте­кался по поверхности теперь уже не мертвых, а ла­зурных морских вод алыми и фиолетовыми круга­ми, напоминающими цветы лотосов.

Лео, Раф и Микки стояли тут же, с широко от­крытыми глазами, нервно сжимая в руках рукоятки своих мечей.

— Черепахи! — закричал Донателло.— Великий Будда велел нам отложить на этой каменистой от­мели свои яйца, чтобы здесь зародилась новая, со­вершенно новая жизнь. За дело! И через несколько минут весь берег был сплошь усыпан разноцветны­ми перламутровыми коконами, в которых вибри­ровала новая неизвестная жизнь.

ВМЕСТЕ

Над голубым заливом взошло настоящее Солнце. Когда черепахи увидели солнце, они громко вскрикнули. И трудно было теперь определить, чего было больше в их крике — радости или ужаса.

—     О Донателло! — прошептал Лео.

—     Неужели это ты? — спросил Раф.

В ответ послышалось урчание. Донателло шеп­тал молитву.

—     О Будда! О Великий Будда!

—     Спасибо тебе! — говорил он.

Только через несколько часов Донателло смог го­ворить. Он рассказал приятелям о своих приключе­ниях, но прежде чем во всех подробностях поведать историю, приключившуюся с ним на Мертвом берегу, когда он увидел первый череп, Донателло смог восстановить в памяти те события, которые предшествовали этому, восполнился внезапно провал в его черепашьей памяти. И он повел друзей на ко­рабль, который прежде был необитаем, а теперь стоял ослепительно-белый, словно морская рако­вина, поблескивающая всеми своими гранями. Ти­хое журчание морских волн приветствовало че­репах.

—     Гигантская летучая мышь,— начал вспоми­нать Донателло, когда все дружно уселись в капи­танской каюте,— если только это не была летучая тигрица, схватила меня когтями и подняла в воз­дух. Вот следы от ее когтей на плечах и спине... Да, черепахи, я испугался! Но недаром мой прадед, да и я сам когда-то был страстным охотником и охо­тился на диких зверей во всех частях света. В такие минуты нельзя теряться — это главное. «На лету она меня не съест. А пока летим, есть время обдумать положение». Я был все же тяжелой добычей, и пти­ца скоро начала снижаться, отделившись от стаи.

—     Мы видели это,— произнес Лео.

—    Черная лента птиц ушла за облака, спасаясь от непогоды, а птица с Донателло летела ущель­ем,— подтвердил Микки.

—     У меня был нож,— продолжал Донателло,— но вынуть его из ножен было нелегко: когти птицы сжимали плечи и руки.

Ценою нестерпимой боли — при каждом движе­нии когти все глубже вонзались в плечо и спину — я освободил правую руку, вынул нож и всадил его в брюхо птицы. Она неистово закричала, но не вы­пустила меня из когтей. И хорошо сделала, иначе я разбился бы. Я уже приготовился к тому, что, если птица начнет распускать когти, я сам схвачу ее за ногу.

Птица пыталась на лету клюнуть меня, но хотя у нее была длинная шея, она все же не могла достать меня клювом. А кровопускание делало свое дело. Я с ног до головы был облит кровью птицы. Глаза слипались, и это было хуже всего. Я закрыл их и вдруг почувствовал, как нога моя ударилась о ка­мень. Птица рухнула на каменистую площадку, на­крывая меня своим телом, забарахталась и отки­нула в сторону крыло, прикрывающее меня.