Черепашки-ниндзя против Тренидатов

-   Не имей такой привычки, Леонардо, перебивать старших, - упрекнул учитель Сплинтер. - Сизиф действительно был наказан таким образом, но не только за бога Танатоса, а за все свои ве­ликие мошенничества. Боги сказали ему, что он будет свободен только тогда, когда водрузит этот камень на вершине горы, но сделали так, чтобы камень этот все время срывался у самой вершины. И тогда Сизиф вынужден был возвращаться вниз и повторять свою работу. Отсюда берет свое начало выражение «Сизифов труд», что значит беспо­лезный труд, напрасные усилия.

-   Тогда почему тренидаты считают нас всех та­кими непослушными мошенниками? - удивился Микеланджело. - Даже среди людей не все такие.

-   Скорее всего, не потому, что представляют всех землян мошенниками, - вмешался в разговор профессор Кевин Грабен. - Это название связано с последним моментом, с бесполезным трудом.

-   То есть вы хотите сказать, что тренидаты и подобные им считают, что земляне выполняют бес­полезный труд? - догадался Леонардо.

-   А вам не приходилось слышать о том, что люди на этой планете тоже пришельцы? - ответил вопросом профессор Грабен.

-   Да, - согласился Рафаэль. - Учитель Сплин­тер как-то говорил об этом.

-   Вот видите, - сказал профессор. - Возмож­но, что мы плохо знаем свою космическую историю. А между тем люди действительно могут оказаться ссыльными с других планет.

-   В это верится с трудом, - отрицательно по­качал головой Микеланджело.

-   Люди - это ладно, - сказал Леонардо. - Но вот как тренидаты могут попасть к себе домой, да ­еще через столько времени?!

-   Через картину, - спокойно ответил профес­сор, будто не сделал никакого открытия, а только сказал то, о чем знали или догадывались все.

-   Через картину? - удивился Донателло.­ - Но как?

-   Я не могу сказать вам всего, - ответил про­фессор и посмотрел на учителя Сплинтера.­ - Мы пока сами всего не знаем, а если бы и знали...

  Он прервался, будто боялся сболтнуть какую-то великую тайну или чужой секрет.

-   Вам, надеюсь, учитель Сплинтер рассказывал об истории этой весьма таинственной и загадочной картины?! - перевел разговор на другую тему Грабен.

-   Да, - ответил за всех черепашек Рафаэль.

-   А ее невероятное продолжение? - снова спросил профессор.

-   Немного, - ответил учитель Сплинтер.

-   Немного, это сколько? - теперь профессор спрашивал у учителя Сплинтера.

-   Как монахи казнили замок, - ответил учитель Сплинтер.

-   Понятно, - сказал профессор. - Так вот, пос­ле исчезновения законного хозяина и владельца Замка Вальдхоуз сэра Питера Корнуэльского в его владениях поселились монахи. Они основали там братский монастырь. Но не прожили в нем и месяца и сбежали. Высокий трибунал счел замок Вальдхоуз неискоренимым прибежищем черных сил и приказал уничтожить его. Монахи подожгли замок, который пылал несколько дней невероятно огромным пламенем.

-   Но что могло так долго гореть в замке, который сделан из камня? - удивился Микеланджело.

-   Вот именно! - согласился профессор Грабен. - Точно так же отреагировали и сами монахи и люди, что стали свидетелями этой казни. Но самое удивительное было потом. В один прекрас­ный день пламя вдруг не уменьшилось, не погасло, а исчезло.

-   Исчезло? - не понял Леонардо. - Как это исчезло?

-   Как игральная карта исчезает в руках фокус­ника, - объяснил профессор. - Представляете, мгновенно исчезает замок, охваченный пламенем, и на его месте не остается ни единого следа прежней огромной постройки, которая стояла несколько столетий.

-   Такого не может быть, - осторожно заметил Донателло.

-   Но так случилось! - настаивал профессор. - ­Не верите мне, пусть ваш учитель подтвердит мои слова.

  И профессор Грабен указал рукой в сторону учителя Сплинтера.

-   Именно так, ребята, - покачал головой тот.­ - Профессор говорит истинную правду.

-   Но почему вы не рассказывали нам об этом тогда, когда первый раз поведали историю карти­ны? - удивился Леонардо.

-   Тогда я еще не знал некоторых аспектов энергетического воздействия нас на картину и картины на нас, - ответил учитель Сплинтер.

-   Как вас понимать, Сплинтер? - спросила Эйприл.

-   Я знал, что картина живая, - сказал учитель Сплинтер. - Но даже и не представлял себе, в ка­кой степени. Каждое лишнее слово, неверно произ­несенное, могло вызвать нежелательный эффект.

-   Что это значит? - не поняла Эйприл.­ - Разве картина может так тонко реагировать на наш мир?

-   Еще как, дорогая мисс О'Нил! - вмешался в разговор профессор. - Но, как я уже говорил вам, она не только реагирует на наш мир, но и сама воздействует на него. Я просил Сплинтера не говорить пока о том, что мы еще не успели прове­рить.

-   А теперь можно? - поинтересовался Ра­фаэль.

-   Теперь можно, - ответил профессор. - Тем более, что картина, так сказать, ожила не по вине Донателло и Рафаэля, которые просто чисто случайно оказались возле нее в полночь.

-   Это было в полночь? - удивился Донателло.

-   А в музее? Разве в музее картина заявила о себе не в полночь? - переспросил профессор.