К моменту, когда машины повернули на юг вдоль линии флажков, собаки уже начали уставать, и колонна замедлила движение, чтобы они не отстали и пришли одновременно с машинами. День был сияющий, без единого облачка, и дул лишь легкий ветерок приблизительно по меридиану 80° восточной долготы. Партия шла к полюсу, и я, оглянувшись, подумал, что колонна наша — славное зрелище: шли оранжевые „кэты“ и „Уизел“ с нагруженными санями, над всем этим развевались флаги разных цветов. Кроме флагов наций Британского Содружества здесь был флаг города Бристоль, флаг Трансантарктической экспедиции, вышитый Ральфом, клетчатые флаги для отметки трещин, дорожные вымпелы и особый зеленый флаг, вышитый Ханнесом, с газелью-прыгуном на одной стороне и цветущим кустом протеа — на другой. И надо всем струились большие хвосты конденсирующихся паров из высоких открытых выхлопных труб сноу-кэтов.
Впереди я увидел два „Уизела“, двигавшиеся к нам от станции, но они остановились, не дойдя до нас двух миль. Приблизившись, мы увидели целую толпу, больше 30 человек, и все они были вооружены фотоаппаратами и кинокамерами. Здесь были адмирал Дюфек, Эд Хиллари, Грифф Пал, Питер Малгрю, корреспонденты и весь персонал базы. Среди последних находились Берн Хук, лейтенант медицинской службы США, начальник администрации базы, и майор Могессон („Моги“), руководитель научных работ.
Выскочив из „кэта“, я сначала пожал руку Эда, затем Джорджа Дюфека и руководителей базы.
Нас обступила такая толпа фотографов и магнитофонщиков, что трудно было повернуться. Когда „толкучка“ несколько успокоилась, Хук и Дюфек забрались в мой „кэт“, и я повез их на базу, где Хук показал мне дорогу на стоянку.
Следующим делом было помыться и поесть; затем состоялась пресс-конференция и радиозапись для Би-би-си, передававшаяся через станцию Мак-Мердо.
Нам оказали самый теплый прием и пригласили спать и есть на базе, а не в наших палатках. Это сделало пребывание здесь приятным, без официальностей и создало нам полный отдых.
Так как мы не пересекали линии перемены дат, то у нас было еще 19-е, однако американцы живут по новозеландскому времени, и у них уже 20 января. Их время — среднее время по Гринвичскому меридиану плюс 12 часов. Поэтому мы прибыли по нашему счету ночью, а по их счету — в полдень. Я решил, что наша партия сейчас же перейдет на их время, превратив нашу ночь в день, а если кому-то захочется спать, он может лечь рано. В действительности, я думаю, большинство из нас полностью провели одну ночь без сна».
Этой ночью адмирал Дюфек должен был вернуться в залив Мак-Мердо. Он улетел на самолете «Нептун», взяв с собой сэра Эдмунда Хиллари, Джона Льюиса и всех корреспондентов. Тут только я понял, какие трудности пришлось преодолевать американцам, устраивая полярную станцию с помощью самолетов: на этой высоте нагруженный самолет при двух реактивных двигателях и двух поршневых, использовав 16 баллонов горючего для взлета с помощью стартовых реактивных ускорителей, даже в безветренную погоду не смог оторваться. После нескольких попыток полет пришлось отложить, пока другой самолет не доставил еще несколько баллонов для реактивных ускорителей. Тогда, удалив часть нагрузки, летчик взлетел в клубящихся облаках снега, поднятого реактивными струями с мягкой поверхности.
В дни, проведенные на станции Южный полюс, все были очень заняты, так как нужно было успеть сделать много дел. Прежде всего требовалось развязать и переложить все грузы — это избавило нас от 19 пустых бочек. «Путаницу» перевели в мастерскую станции и поставили на нее наш электросварочный агрегат. Там шла работа по починке поломанных буксирных сцепок и оборудования для подогрева аккумуляторов. Джоффри Пратт произвел несколько сейсмических взрывов, но первые оказались неудачными, так как записи приборов были испорчены статическими электрическими помехами, вызванными сильным ветром и метелью, проносившейся над станцией.