Через бури

Серпухов!.. Званцев очнулся и бодро вышел на привокзальную площадь, думая, что за ним и другими новобранцами пришлют из батальона автобус. Но никаких машин на площади не стояло. А тот автобус, что вскоре подошел, и к которому солдаты бросился с надеждой, оказался местным рейсовым. Оттуда выходили бабы с корзинками и мешками. На посадку выстроилась преимущественно женская очередь.

Напрасно Званцев пытался расспрашивать прохожих. Никто не имел понятия о том, где располагалась его воинская часть. Пришлось искать на станции военного коменданта. Им оказался старый седоусый железнодорожник, бывший машинист. Он сидел в маленькой комнатушке, украшенной плакатом пожилой женщины, вонзающий в тебя палец, и спрашивающей: «Пошел ли ты защищать Родину-мать?»

Званцеву стало стыдно, что он, полный сил, растерянно стоит перед пожилым, очевидно, как и он, добровольцем.

Комендант порылся в списках и сказал:

— Так что, молодой человек (давно так к Саше не обращались), батальон ваш в городе Серпухове не числится. Придется вам по пригородам пошагать. Война — это прежде всего дороги, грязные или пыльные. Если повезет, тысячи километров отшагаешь. Мне по Гражданской войне это знакомо. Колчаковцев пешим строем гнали от Урала до Байкала. Я Сибирь и отмахал. Сапоги напрочь сносил. А тебе советую к южной роще идти. Там военные учения обычно проводят. Авось и батальон твой там. Ладно, багажа у тебя, видать, нет. Иди с Богом. Желаю тебе много пыльных дорог.

И Званцев вышел на пустынную и пыльную дорогу, вообразив себя одной из ее пылинок.

Навстречу нестройно шел к станции отряд призывников, только что обмундированных в лежалую форму и тяжелые кирзовые сапоги. Крайним в последнем ряду, хромая, шел Ясиновский, секретарь редакции «Вокруг света». Тощая немощная фигура его совсем не выглядела воинственной. Увидев Званцева, он крикнул:

— Привет тебе. А я вот еле ковыляю. Портянка ногу натерла.

Званцев по туристским походам знал, что обертывать ноги портянками — искусство и очень ценное. О закрывшемся журнале и прекращении печатании своего романа в нем он и не подумал. Ясиновского отправляют на фронт. Теперь очередь за ним…

И все пятнадцать километров оставлял Званцев следы на первой своей военной дороге. Еще два отряда пока необмундированных, но уже солдат», спешащих к поезду, встретились ему, прежде чем он добрался до рощи.

И только в лесу, на голой опушке с цветущими ромашками нашел он наспех врытую жердь с приколотой к ней картонкой от коробки конфет с надписью химическим карандашом: «39-й запасный саперный батальон».

Под старым дубом с ветками с хорошее дерево, нашел он комбата, старшего лейтенанта Зимина.

Несмотря на невысокий рост, он с достоинством, по меньшей мере, командира полка возглавлял свой батальон, хотя тот состоял пока из жердочки с названием.

Преодолев усталость, Званцев подошел к дубу, где на складном генеральском стульчике сидел Зимин, и четко отрапортовал о своем прибытии, вручив комбату направление Мытищинского военкомата.

Зимин снизу вверх посмотрел на вновь прибывшего и спросил:

— Так это ты, что ли, «Пылающий остров» написал?

— Так точно, товарищ комбат! — вытянувшись в струнку, ответил Званцев.

— Кузьмин про тебя говорил. Завтра явишься ко мне поутру.

Призывники прибывали. К вечеру полянка наполнилась народом. С единственной батальонной полуторки старшина раздавал солдатское обмундирование. «Штатскую одежду, — говорил он почти каждому, получавшему форму, — свезут в армейские склады».

Подул северный ветер. Стало знобко. После жаркого дня ночь обещала быть прохладной.

К вечеру в расположении батальона появился высокий пожилой майор с усталым, заросшим лицом. Никакой заботы о предстоящем солдатском ночлеге он не проявил, видимо, это вовсе не входило в его планы. Между тем все устраивались, кто где мог. Комбату с начальником штаба, рослым лейтенантом с озорными глазами, тут же под дубом поставили палатку. Долговязый майор, долго не думая, залез под брезент кузова полуторки с гражданской одеждой. Одна нога его в новом сапоге торчала из кузова. На подошве ясно виднелось клеймо немецкой фабрики. «Трофей майорский или немец переодетый? — мелькнуло у Званцева в голове. — Вынюхал все и теперь ждал удобного часа, чтобы незаметно смыться на полуторке». Эта мысль правда недолго занимала Званцева.

Обходя заросли в окрестностях полянки, он вскоре наткнулся на застроенную легкими фанерными домиками опушку, заросшую ромашками. Никого, не спрашивая, он увел батальон ночевать в летний городок. Этот решительный шаг сразу же возвысил его в глазах окружающих.

С рассветом вестовой Зимина отыскал Званцева. Тот немедленно требовал его к себе.

— Кто разместил на ночлег солдат в офицерских домиках? И что за майор здесь околачивался?.. — сурово спросил комбат.

— В домиках устроил их я, товарищ старший лейтенант, — признался Званцев, стоя по стойке «смирно». — Майора видел, он почему-то был в кузове полуторки. И еще я заметил, что на нем были немецкие сапоги.

— Надо было его взять. Считай, мы уже на фронте. Так кто же вам разрешил такую ночевку?