Читаем Через бури полностью

Регулировщица Катя долго смотрела им вслед. Вытерла слезы со щек и пошла на пост заменять подругу.

Глава шестая. ОСОБАЯ ОПЕРАЦИЯ

В войне, поправшей все законы,

Оружьем станет и обман.

Новая «олимпия», которую со смехом вручил генерал Гагин Званцеву, выслушав его рассказ о разгневанном Зевсе, в скорости не уступала своей предшественнице.

Работа уполномоченного ГКО кипела, и персонал гостиницы удивлялся непостижимой работоспособности оберста, с раннего утра и до ночи носившегося в новой «олимпии», сидя за рулем, по серпантину альпийских дорог. Он поспевал всюду; ведь не только в Капфенберге велись его работы, и не только Коробов получил для своего завода трофейное оборудование, взятое у Германа Геринга; компенсацию получили и другие красные директора в военной форме.

В одну из поездок, сопровождаемый подполковником Поддьяковым, на завод близ города Граца Званцев столкнулся с необычайными, по шутливому утверждению Поддьякова, «особенностями» новой машины. По убеждению Коли, она обладала охотничьими способностями. К такому выводу он пришел после дорожного происшествия при возвращении уже в темноте в Брук-на-Майне.

Поддьяков, слегка подвыпив в кабинете директора завода по случаю заключения договора на поставку нужных металлургам запчастей, озорно подзадоривал Сашу обгонять на повороте солидных австрийцев. Они старались держаться подальше от обрыва за невысоким белым парапетом.

— Жми, жми! Объезжай по самой бровке. Гарантирую. В госпиталь, бока отлеживать, не попадем.

— Там — пропасть. Легко пропасть и в рай попасть, — отшучивался Званцев и проделывал почти цирковой номер с обгоном на вираже, изумляя местных автомобилистов.

Все обошлось благополучно, но на прямой, где «олимпия» разогналась больше дозволенного Зевсом, в лучах фар что-то мелькнуло и друзей тряхнуло.

— Местная фрау Ганна Корейн. Или отчаявшийся нацист, — воскликнул Коля. — Тормози, Саша! Тормози!

— Кто-то прямо под колеса бросился, — ответил Саша, останавливая машину. — Бери аптечку. Первую помощь окажем.

Пришлось идти назад, освещая дорогу карманными фонариками. По обе стороны дороги — густой альпийский лес.

— Он в лесу поджидал нас. Очевидно, скорость показалась ему достаточной. От удара бампером должно было отбросить влево, — рассуждал Званцев.

— Есть! Вижу! Вон оно лежит, — лучом фонарика Поддьяков показал темное пятно на дороге.

— Это же заяц! Жив, бедняга. Может быть, очухается, — сокрушался Саша, стоя над зверьком.

— Мы ему сейчас поможем, — сказал Поддьяков, вынимая пистолет.

— Не надо, — запротестовал было Званцев, но выстрел уже прозвучал.

Поддьяков держал за уши убитого зайца:

— Твоя «олимпия» нарекается отныне Дианой-охотницей!

— Терпеть не могу охоты. Неравные силы. Убийство из-за угла. Давай, зароем зайца.

— Да ты что? Это же ее охотничий трофей. «Диана» тебе этого не простит, как не прощает хорошая охотничья собака ошибок хозяину. Я свою однажды не взял на охоту, так она меня, как вернулся, за мягкое место цапнула. Нет, друг, доберемся до отеля, я снесу трофей на кухню, и у нас будет отличный ужин из зайчатины.

Званцев уступил, и повар гостиничного ресторана обещал господам офицерам штирийское лакомство — чудесное жаркое из зайца.

Полковника Званцева поджидал приехавший на попутной машине офицер штаба фронта со сверхсрочным приказом.

— Что? Опять от Зевса, из тыла?

— Нет, товарищ полковник. Проведение особой операции на линии соприкосновения с англичанами. Понадобится вами опекаемый завод в Юденбурге.

— Так он уже демонтирован. Одни стены остались.

— Вот нам стены и нужны, вы распорядитесь.

— Распорядиться не трудно. Могу я узнать для какой цели?

— Для интернирования после разоружения конного корпуса генерала Шкуро и казаков атамана Краснова.

Постучав, вошел хозяин гостиницы, молодой, склонный к полноте и рано облысевший штириец в кожаных шортах:

— Господ офицеров приглашают в ресторан отведать жаркое, приготовленное из их охотничьего трофея.

Званцев перевел с немецкого приглашение и добавил:

— Надеюсь, товарищ подполковник, вы составите нам компанию?

— С большим удовольствием. У вас здесь охота? Завидую.

— Да. Можно сказать, соколиная. Только роль сокола сыграла наша автомашина.

— Стреляете на ходу из машины?

— Совсем нет, — рассмеялся Званцев и рассказал случай с зайцем, пройдя вместе с гостем к накрытому в ресторане столику.

— Да, я слышал о гипнотическом действии света фар на зайцев. Это распространенный случай.

— Но разоружение и интернирование корпуса в десятки тысяч человек не столь обычное явление. Зачем это нужно, когда гитлеровская армия безоговорочно капитулировала?

— В том-то и дело, что Шкуро с Красновым отказались признать капитуляцию. Разоружаться не хотят и сидят в Юденбурге среди англичан, содержания требуют, угрожая оружием. Вот англичане и решили от них избавиться, используя их боевой дух и ненависть к советской власти. Наше командование согласилось помочь англичанам.

— Совместные действия с союзниками?

Перейти на страницу:

Все книги серии Фантаст

Через бури
Через бури

В новом, мнемоническом романе «Фантаст» нет вымысла. Все события в нем не выдуманы и совпадения с реальными фактами и именами — не случайны. Этот роман — скорее документальный рассказ, в котором классик отечественной научной фантастики Александр Казанцев с помощью молодого соавтора Никиты Казанцева заново проживает всю свою долгую жизнь с начала XX века (книга первая «Через бури») до наших дней (книга вторая «Мертвая зыбь»). Со страниц романа читатель узнает не только о всех удачах, достижениях, ошибках, разочарованиях писателя-фантаста, но и встретится со многими выдающимися людьми, которые были спутниками его девяностопятилетнего жизненного пути. Главным же документом романа «Фантаст» будет память Очевидца и Ровесника минувшего века.

Александр Петрович Казанцев , Никита Александрович Казанцев , Никита Казанцев

Биографии и Мемуары / Документальное
Мёртвая зыбь
Мёртвая зыбь

В новом, мнемоническом романе «Фантаст» нет вымысла. Все события в нем не выдуманы и совпадения с реальными фактами и именами — не случайны. Этот роман — скорее документальный рассказ, в котором классик отечественной научной фантастики Александр Казанцев с помощью молодого соавтора Никиты Казанцева заново проживает всю свою долгую жизнь с начала XX века (книга первая «Через бури») до наших дней (книга вторая «Мертвая зыбь»). Со страниц романа читатель узнает не только о всех удачах, достижениях, ошибках, разочарованиях писателя-фантаста, но и встретится со многими выдающимися людьми, которые были спутниками его девяностопятилетнего жизненного пути. Главным же документом романа «Фантаст» будет память Очевидца и Ровесника минувшего века.ВСЛЕД за Стивеном Кингом и Киром Булычевым (см. книги "Как писать книги" и "Как стать фантастом", изданные в 2001 г.) о своей нелегкой жизни поспешил поведать один из старейших писателей-фантастов планеты Александр Казанцев.Литературная обработка воспоминаний за престарелыми старшими родственниками — вещь часто встречающаяся и давно практикуемая, но по здравом размышлении наличие соавтора не-соучастника событий предполагает либо вести повествование от второго-третьего лица, либо выводить "литсекретаря" с титульного листа за скобки. Отец и сын Казанцевы пошли другим путем — простым росчерком пера поменяли персонажу фамилию.Так что, перефразируя классика, "читаем про Званцева — подразумеваем Казанцева".Это отнюдь не мелкое обстоятельство позволило соавторам абстрагироваться от Казанцева реального и выгодно представить образ Званцева виртуального: самоучку-изобретателя без крепкого образования, ловеласа и семьянина в одном лице. Казанцев обожает плодить оксюмороны: то ли он не понимает семантические несуразицы типа "Клокочущая пустота" (название одной из последних его книг), то ли сама его жизнь доказала, что можно совмещать несовместимое как в литературе, так и в жизни.Несколько разных жизней Казанцева предстают перед читателем. Безоблачное детство у папы за пазухой, когда любящий отец пони из Шотландии выписывает своим чадам, а жене — собаку из Швейцарии. Помните, как Фаина Раневская начала свою биографию? "Я — дочь небогатого нефтепромышленника┘" Но недолго музыка играла. Революция 1917-го, чешский мятеж 18-го┘ Папашу Званцева мобилизовали в армию Колчака, семья свернула дела и осталась на сухарях.Первая книга мнемонического романа почти целиком посвящена описанию жизни сына купца-миллионера при советской власти: и из Томского технологического института выгоняли по классовому признаку, и на заводе за любую ошибку или чужое разгильдяйство спешили собак повесить именно на Казанцева.После института Казанцев с молодой женой на тот самый злополучный завод и уезжает (где его, еще практиканта, чуть не обвинили во вредительстве), да только неустроенный быт надоедает супруге.Казанцев рванул в Москву. К самому Тухачевскому пробрался, действующий макет электрической пушки показал. Маршал уши поразвесил, да и назначил Казанцева командовать экспериментальной лабораторией и создавать большую электропушку, практическая бессмысленность коей была в течение одного дня доказана консультантом-артиллеристом.Следующий любопытный сюжет относится к Великой Отечественной. Перед мобилизацией Казанцев "на всякий случай" переправил водительские права на свое имя, но они почти и не понадобились: вскорости после призыва уже стал командовать рембазой автомобилей, причем исключительно для удобства снабжения перебазировал ее от Серпухова — в Перловку на Ярославское шоссе, поближе к собственной даче. Изобретает электротанкетки, одна из которых ни много ни мало помогла прорвать блокаду Ленинграда.Никак не понятно, например, как Александр Петрович в течение десятилетий удерживал самозваный титул классика советской научной фантастики, нигде не упоминается о личной причастности к гонениям на молодых авторов, и лишь вскользь упоминается о сотрудничестве с КГБ.Кое-что, конечно, проскальзывает. Например, каждому высокопоставленному функционеру, что-то значившему для Казанцева, он стремился подарить свою первую книжку "Пылающий остров" с непременной ремаркой типа "В газете французских коммунистов "Юманите" уже перевод сделали┘".Совершенно авантюристски выглядит работа Казанцева в качестве уполномоченного ГКО (Государственного комитета обороны) на заводах Германа Геринга в Штирии, пугал австрийцев расстрелами и даже участвовал в пленении корпуса генерала Шкуро и казаков атамана Краснова, сражавшихся на стороне вермахта, но отказавшихся капитулировать. Англичанам в падлу было кормить 60 тысяч русских, вот и сдали их, как стеклотару, Красной Армии.По возвращении в Союз Казанцева вызвали в органы для дознания на пример выяснения количества награбленного за время командировки. Велико же было изумление следователя, когда выяснилось, что Казанцев ничегошеньки себе из драгоценностей не привез.Просто Казанцев, пройдя мытарства Гражданской войны, уже знал, что злато и брюлики не являются безусловным гарантом благополучия и уж тем более не спасают от ножа или пули. Чтобы выжить, хитрую голову на плечах надо иметь. (Умиляет, например, история о том, как Казанцев после войны лет десять везде "совершенно случайно" таскал с собой военный пропуск на автомобиль "с правом проезда полковника Званцева А.П. через все КП без предъявления документов").Первый секретарь правления Союза писателей Александр Александрович Фадеев наставлял немолодого, прошедшего войну, но выпустившего пока еще только одну-единственную книжку Александра Казанцева: "Хочу только, чтобы твое инженерное начало не кастрировало тебя и герои твои не только "били во что-то железное", но и любили, страдали, знали и горе, и радость, словом — были живыми людьми". Не выполнил Казанцев наказ старшего товарища по перу, и каждая новая книжка выходила у него все муторнее и многословнее, живых людей заменяли картонные дурилки, воплощавшие в жизнь технические идеи в духе Манилова (будь то подводный мост из США в СССР или строительство академгородка где-нибудь подо льдом). Зато с идеологической точки зрения подкопаться было невозможно: строительство всегда начинал миролюбивый Советский Союз, а злобные ястребы с Запада кидали подлянки. Если же в книге не планировалось строительства очередного мегаломанского сооружения, то добрые советские ученые с крепкими руками рубили в капусту на шахматной доске диверсантов из выдуманной страны Сшландии (романы типа "Льды возвращаются").Жизнь, тем более девяностопятилетнюю, пересказывать подробно не имеет смысла. Приключения тем и интересны, что происходят не каждый день. Как беллетрист Казанцев и не стремился четко описать год за годом свою жизнь. Выхватывая самые значимые, самые запомнившиеся события, мемуарист выкидывает серые и скучные фрагменты, чтобы оставшиеся части картины заиграли ярче. Зияющие лакуны в повествовании при этом смущают только читателя, но никак не самовлюбленного автора.Если в довоенной биографии все относительно четко и структурировано и даже можно восстанавливать хронологию жизни писателя с небольшими припусками в пару-тройку лет, то второй том представляется сплошным сумбуром, состоящим из старых фрагментов литературных записей, чужих историй и баек, "отступлений вперед" о судьбе некоторых персонажей и непременной путаницей в рассказе. То ли автор скрыть что-то хочет, то ли и вправду вся послевоенная жизнь представляется для него в виде гомогенной "Мертвой зыби".

Александр Петрович Казанцев , Никита Александрович Казанцев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Сталин. Жизнь одного вождя
Сталин. Жизнь одного вождя

Споры о том, насколько велика единоличная роль Сталина в массовых репрессиях против собственного населения, развязанных в 30-е годы прошлого века и получивших название «Большой террор», не стихают уже многие десятилетия. Книга Олега Хлевнюка будет интересна тем, кто пытается найти ответ на этот и другие вопросы: был ли у страны, перепрыгнувшей от монархии к социализму, иной путь? Случайно ли абсолютная власть досталась одному человеку и можно ли было ее ограничить? Какова роль Сталина в поражениях и победах в Великой Отечественной войне? В отличие от авторов, которые пытаются обелить Сталина или ищут легкий путь к сердцу читателя, выбирая пикантные детали, Хлевнюк создает масштабный, подробный и достоверный портрет страны и ее лидера. Ученый с мировым именем, автор опирается только на проверенные источники и на деле доказывает, что факты увлекательнее и красноречивее любого вымысла.Олег Хлевнюк – доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», главный специалист Государственного архива Российской Федерации.

Олег Витальевич Хлевнюк

Биографии и Мемуары