Через двадцать лет (СИ)

Незаметно «Он уехал» трансформировалось в «Мы были счастливы, но нам пришлось расстаться». Ясности ответ не добавил, хотя возник повод верить, что до её, Эрики, рождения всё складывалось неплохо. Со временем она перестала изводить Луизу, думая, что ещё рано, ещё не наступил момент. Можно будет узнать всё, когда школа останется позади и стукнет восемнадцать. Или даже после… В конце концов, мама расскажет, если будет готова, не так ли?

Эрике не нравилось мистическое «если» и его вероятность, но поделать она ничего не могла. Девушка вернулась к наблюдению и личным выводам, дав свободу воображению. Что скрывается за коротким «Мы были счастливы?».

Так родились в один прекрасный день Беатрис и лорд Батлер – участники будущей пьесы.

Почему Бэзил, отец главной героини, оказывается благородным лордом, Эрика затруднялась ответить. Может, неосознанно хотела наделить персонажа самым лучшим, проецируя полученный образ на действительность. Что, если её собственный отец – тоже важная шишка? Впрочем, за подобную ерунду приходилось моментально одёргивать себя и взывать к разуму. Загадочный папа может быть кем угодно: водителем автобуса, фармацевтом, репортёром, министром, бандитом и сотню раз непорядочным человеком.

Ну ладно, последние два пункта вряд ли правдоподобны – с бандитом её мать не связалась бы. И уж точно не была бы счастлива, как утверждает.

Но он мог давным-давно умереть – и вот этот пункт беспокоил особенно сильно.

Эрике не хотелось думать, что её отец мёртв, она надеялась, что где-нибудь он живёт, немножко здравствует и просто не знает пока о её существовании. Но однажды непременно узнает – как в пьесе – тогда везение сжалится и подарит им встречу. И мистер Икс увидит то, к чему долгие годы подводила жизненная философия: его дочь всего добилась сама, у неё есть классная работа и как минимум два таланта, о которых тянет поведать людям.

Скорее бы Луиза дождалась подходящего момента и сняла «замочек» с тайн!

Время шло, круг общения менялся, две глобальные мечты по-прежнему надёжно хранились в сердце. Джеральд ушёл из семьи; пьеса, со всем возложенным на неё доверием, была практически завершена, чему Виктор несказанно радовался, предвкушая чтение, а тайны…

Тайны Луизы Рубинштейн так и оставались запертыми.

* * *

- Ма-ам, я дома! Принимай подарки и продукты!

Открыв дверь, Эрика собиралась привычно поискать выключатель на ощупь, но обнаружила, что коридор уже залит неярким светом висевших на стене бра. Прикидывая, куда поставить многочисленные пакеты, девушка втянула носом воздух – вместе с кипящим бульканьем из кухни долетали запахи готовящегося ужина. На их волне к дочери спешила сама хозяйка – Луиза за прошедшие годы обзавелась лёгкими мимическими морщинками, но в остальном прелести не утратила и привычкам не изменила. Улыбка сияла теплотой, фигура притягивала взгляд, волосы частенько схватывались резинкой в небрежный мягкий узел, а фартук и множество персональных мелочей были излюбленного красного цвета.

- Ты так быстро? – удивилась женщина, беря принесённое. - Я думала, в редакции затянется, мы с птичкой пока весело проведём время.

- Эдди предложил спастись бегством, поскольку нам досталось паршивое шампанское, - ответила Эрика, расстёгивая ботинки, - а потом я носилась в метро с подарками. Вручили, кстати, две одинаковые флэшки – можешь взять любую. И там где-то свёрточек от Виктора должен быть.

- Милый Вик, неизменно предусмотрителен. Кошачий глаз ему понравился?

- Угу, переоденусь – доложу в подробностях.

Повесив куртку на крючок, девушка отправилась в свою комнату, мысленно уже царя возле плиты. Внявшая словам о старшем сыне, Луиза никогда не оставляла Ньюмана без презентов. Нынешнее Рождество для учёного воплотилось в запонках, украшенных хризобериллом – камнем-покровителем Виктора. Женщина любила проявлять заботу и умела подбирать достойные вещи. О последнем можно было судить по общему оформлению квартиры Рубинштейнов: комнаты отличались яркостью и чистотой, повсюду мелькали открытки и фотографии – Эрика с приятелями, Луиза с учениками и коллегами. Порядок обычно приправлялся цветами, но совершенным не был: мать и дочь не хотели превращать педагогическую точность в занудство.