Через двадцать лет (СИ)

Родители воспитанием наследников занимались по очереди, но всегда добросовестно, жертвуя выгодными предложениями ролей во имя близких. Это было одним из принципов, сформировавшихся негласно и без предварительных договорённостей. Вторым принципом было никогда не играть вместе, как бы ни хотелось – обожавшие друг друга в реальности, Абрахам и Соня не хотели переносить чувство на экран или сцену ради демонстрации. Они всегда доверяли друг другу и в Голливуде, где браки не выдерживают проверки временем, слыли образцовой парой. Благодаря доверию семья неизменно пребывала в состоянии нормальности – хотя актёру и казалось много лет спустя, что где-то он прокололся: однажды Стэн решительно заявил, что пойдёт учиться на программиста, и с искусством ни за какие сокровища не свяжется.

- В семье должен быть кто-то нормальный, - объяснил свою позицию парень, - раз уж с Рэйчел – без шансов, я сам попробую, ладно?

- Ах так? Я, между прочим, тоже нормальная, это ты у нас не одарённый! – возмутилась младшая дочь, шлёпая братца свёрнутыми в трубку нотами. Любовь к музыке и гастролям Рэйчел унаследовала от отца и уже несколько лет играла на флейте в молодёжном оркестре, летая по стране и намереваясь позднее перейти во взрослый симфонический.

Звёздная чета разняла детей и позволила им заниматься тем, чего душа желает. В немалой степени это одобрил и друг семьи – настроенный во всех отношениях творчески Александр. Жизнь свела актёра и режиссёра ещё в пору молодости: оба учились и только готовились заявить миру о себе. Алекс тогда мало напоминал звезду тяжёлого рока – он носил по-английски рыжую шевелюру, дешёвые рубашки и совершенно не умел включать Тот Самый Прищур, на который позднее западут журналистки.

Творческая почва моментально сдружила и позволила расширить взаимный кругозор: Эйб научил будущего постановщика играть на пианино, рассказывая, как в детстве подбирал мелодии на слух. Алекс делился впечатлениями о театре и предлагаемых этюдах. Именно он заявил, что Абрахаму стоило бы сыграть не охотника на вампиров и никак не Линкольна, а солдата времён Гражданской войны.

- Почему та эпоха, из всех возможных? – удивился актёр, вспоминая уроки истории. Алекс пожал плечами.

- Не знаю. Просто кажется, ты бы здорово смотрелся где-нибудь в Атланте или Виргинии, замурзанный и с мушкетом в руках. Или мог бы сыграть Лонгстрита[47] – у вас с ним лбы одинаковые.

Гипотеза польстила Абрахаму, и в одном из интервью позднее он скажет, что лучший комплимент – сравнение актёрского лба с генеральским, даром, что Гражданскую войну за годы карьеры играть так и не довелось. Зато Алекс вошёл в узкий круг друзей, общавшихся с мужчиной напрямую, а не через агента. Впрочем, Рэндалл без работы тоже не оставался, постарев, слегка облысев и приобретя ещё больше сходства с библиотекарем. Лос-Анджелес сменял Бостон, тот – Эйвери-маунтин и Европу на выездных съёмках… Кино, театр, телевидение, озвучка – проекты пестрели, взращивая армию поклонников. Соня от мужа не отставала, хотя в последние годы и появлялась на экранах реже, выбирая роли, от которых другие иногда отказывались. Дома, в Лос-Анджелесе, размещалась коллекция семейных статуэток, пополняемая год от года. Росли дети, прилетавшие в гости к родителям и принимавшие их у себя... Новые образы приходили и уходили, но одно Абрахам знал абсолютно точно – он всегда и на любых условиях готов работать с Алексом. Именно с ним. То ли дело было в многолетней дружбе, то ли в сформировавшемся профессиональном чутье одного и уровне игры другого – Эйб не анализировал, но, когда творческие пути позволяли счастливо пересечься, чувствовал себя в постановках друга удивительно комфортно.

Режиссура, если верить Грегори Дорану[48], издавна являлась тиранией, замаскированной под демократию, но Абрахам не мог считать Алекса Гаррета тираном. Напротив, с каждым разом, с каждой ролью в спектаклях сам актёр преображался, будто вновь становясь легкомысленным типом с гитарой и перебирая невидимые струны. В тех случаях, когда вместе не работали, мужчины всё равно общались, не упуская из виду взаимные взлёты: то Эйб номинируется на «Тони», а позднее – и на «Оскара» за роль в постановке и экранизации знаменитых «Шахмат»[49], называемой перерождением истории. То Александр наследует театр и режиссирует дальше… В какой-то момент храм искусства озаряется появлением новенького – Дэна Спаркса. Любопытный тощий мальчишка моментально очаровывает коллектив и тянется к режиссёру, как тянутся к достойному примеру для подражания. На вопрос об их знакомстве Алекс однажды ответил:

- Дело в моей теории Рождества. Вот это чудо, - кивнул он на гонявшего по сцене парня, - лишний раз её подтвердило, буквально свалившись на меня холодным зимним днём.