Через Москву проездом

Валерий Зиновьич вновь сидел в кресле, все так же пригнувшись и облокотившись о стол, но уже не улыбаясь.

– В общем, Прохор Дементьич… – начал он медленно, когда Филимонов поставил стакан на стол и тылом ладони обтер губы, – в общем, я должен согласиться с вами… это, конечно, неправильно, это ошибка наша, что по такому вопросу… такому человеку, как вы, отвечал младший литсотрудник… Я от лица редколлегии приношу вам извинения… и благодарю за внимание к нашей газете, что вы обратились именно в нашу, а не в другую…

«Благодарен он… счастлив прямо! – со злорадством подумал Филимонов. – Ишь! Слов прямо от благодарности-то найти не может».

– Что ж! – сказал он, всовываясь в паузу в речи Валерия 3иновьича. – Если благодарны и ошибку свою признаете, давайте, что ж, я забуду, давайте все сначала начнем: вот я, вот мои предложения – выношенные и аргументированные, давайте помещать их на страницах газеты.

Он успокоился, губы ему больше не дергало, и голосу вернулась его прежняя медлительная сиплость.

– Да, но… видите ли, Прохор Дементьич… – Валерий 3иновьич, не отрывая от стола, покрутил в руках свой стакан и отодвинул его. – Видите ли… ведь это действительно вопрос не нашей компетенции. Ведь мы не даем, скажем, названия улицам, городам, поселкам, этим занимаются соответствующие учреждения – исполкомы в данном случае… и вопрос, который вы поднимаете, – это компетенция тоже соответствующего учреждения… я вам даже не скажу сейчас сразу – какого… ну, может быть, Министерства кулътуры, Союза писателей…

– Да… да… да… – кивал Филимонов вслед его словам, будто соглашаясь, и, когда Валерий 3иновьич помянул Министерство культуры, выкинул перед собой вперед раскрытой ладонью, словно защищаясь, руку. – Во! – сказал он. – Во! То-то и оно! Союза писателей… Как же! Союза писателей… Захотят они! Да наоборот же! Им же это лишь на руку: слава, деньги, женщины – все к ним тогда валит. Наше это дело, дорогой Валерий Зиновьич, наше – общенародное. Каждого, у кого совесть есть, кто на эти безобразия смотреть не может, да. Потому я к вам в газету и написал – вопрос поставить, внимание обратить. Знаете такое выражение: если не я, то кто же? Вот! Если не я, то кто же? Мне, извиняюсь, наплевать, что мальчишка какой-то оскорбил меня. Но он от идеи отмахнулся, от дела – а это, знаете, я никому не прощу.

И опять Филимонов, говоря, распалился, и опять почувствовал, как налилось кровью выскобленное безопасной бритвой лицо, и опять губы в углах стало подергивать. Валерий Зиновьич собрался что-то сказать, но Филимонов остановил его, хлопнув по столу ладонью.

– Тихо! – прикрикнул он. – Тихо! Я еще не закончил. Будьте любезны выслушать и убедиться. Давайте посмотрим фактам в глаза. Давайте не будем заглядывать в статью, где я привожу точные ссылки на источники, давайте обратимся к самим источникам. – Он быстро раскрыл папку и из второго пластмассового складня достал ворох газетных вырезок. – Смотрим вместе. Пожалуйста: «Известия», шестидесятый год, Марк Чернец, народный артист, лауреат, – пьяный за рулем, обругал милиционера. Симферопольская областная газета, пятьдесят седьмой. год. Рашид Хачачов, певец знаменитый, сорвал передачу по радио, триста рублей за пять минут выступления требовал. Дальше смотрим. «Литгазета». Луков, писатель такой, опять лауреат, – сам виноват, правила нарушил, а с потерпевшего деньги на ремонт машины требовал! "Комсомольская правда": Мамаев, тоже артист, рвачествует, Пальцев, хоккеист этот, в ресторанах с девочками пьянствует. А? Во! А почему? Да потому, что они знаменитые, о них говорят все – они, значит, не такие, как обыкновенные люди! – Филимонов остановился и двинул по столу кипу газетных вырезок к Валерию Зиновьичу. – Смотрите, смотрите!

В вежливых глазах Валерия Зиновьича было теперь изумление.

– И что же, – после некоторой паузы сказал он, не притрагиваясь к вырезкам, – вы совершенно серьезно считаете, что из-за этого… из-за того, что некоторые люди искусства, литературы, спорта оступились, может быть, даже случайно… из-за этого нужно…

– Нет, – сказал Филимонов, – нет, не поэтому. Это лишь, так сказать, яркие примеры, подтверждающие мою правоту. А дело не в этом. Дело вообще – в справедливости. Истинно человеческой справедливости, да! И я повторю, пожалуйста. – Он отпил из стакана, поставил его обратно на стол, утер губы и сел в кресло глубже. – Ильичева Валериана Ивановича знаете? – спросил он затем.

– Не знаю, – сказал Валерий 3иновьич.