– Ну-ка перестань, – сказала Ириша, вставая, взяла Савина за указательный палец и резко отогнула его наружу. Савин вскрикнул, дернулся и отпустил Наташу. – Маловато ты, пожалуй, в ванной посидел.
– Пожалуй, – неожиданно легко согласился, мотнув головой, Савин, встал, покачиваясь, прошел к ванной, открыл дверь, снова исчез за ней, и через секунду послышался шум льющейся воды.
Наташа подняла глаза на сестру – Ириша, глядела на нее пристальным, настороженным и словно бы виноватым взглядом.
– Ты с ним что, – сказала она негромко, чтобы не услышал Маслов, запнулась и, помолчав мгновение, договорила: – Ты с ним спишь?
Наташа смотрела на сестру и не в силах была сказать то, что, знала, следовало сказать: «нет».
– Нет? – спросила Ириша.
– Да, – сказалось у Наташи против воли, и сразу стало легче: все, теперь все.
– Ты с ума сошла! – заплетающимся языком выговорила Ириша. – Да ты что! ..
– А что? – стараясь изобразить удивление и улыбнуться, спросила Наташа. – Что в этом такого. Я его люблю.
– Я терплю… – Маслов оторвал руки от лица и, вздохнув, поднялся с табуретки. – Я терплю, Ириш, терплю…
Он пошел с кухни, пришаркивая ногами, высокий и гибкий, и Наташа, предупреждая все дальнейшие вопросы, слова, восклицания сестры, сказала быстрым шепотом;
– Я знаю, что ты мне скажешь. Да, да, я согласна со всем, да… но не надо, не говори, прошу тебя. Все равно ведь ты ничего не изменишь, и я ничего…
Ириша посмотрела на нее долгим, несчастным взглядом, опустилась на табуретку, поддернув платье, подперла подбородок рукой, облокотившись о стол, и закрыла глаза.
– К чертовой матери! – сказала она затем, открывая глаза и выпрямляясь. – К чертовой матери, пора прикрывать балаган, повеселились. Собачиться уже начали, кидаться друг на друга, всё.
– Что… хочешь отменить субботы? – робко спросила Наташа, стоя над сестрой.
– Да, отменить, – сказала Ириша. – Всё.
Наташа осторожно провела ладонью по туго натянутым глянцевитым волосам сестры над собой.
– Может, просто придумать что-то, – сказала она. – Просто все одно и то же, одно и то же… Богомазов с гитарой… скучно.
– Ну ты, умная у меня какая. – Ириша снова встала, взяла Наташину руку, приложила ее ладонью к своей щеке и потерлась о нее. – Что другое-то придумаешь. – И засмеялась, отняла Наташину руку от своей щеки, хлопнула по ее ладони своей. – А свежатинки-то хочется, свежатинка, знаешь, всегда вкусна.
– А у меня каникулы, десять дней, а там – последнее полугодие, – радуясь, что разговор с Иришей
– Другая, другая… – не то подтвердила, не то усмехнулась Ириша.
– «Эв-рибади!» – снова пел в комнате веселым азартным голосом Гарри Беллофонте, призывая своих слушателей подпевать ему.
К пяти утра все разъехались.
Уехал и Савин, протрезвевший, мрачный, просушив мокрую голову, чтобы не простудиться на улице, Иришиным феном.
Наташа оставалась ночевать у Ириши и поехала провожать его в лифте до первого этажа.
– 3ачем ты так напился? – сказала она, когда лифт поехал.
– А ты со Столодаровым шляться пошла куда-то, – тоном обиженного ребенка сказал Савин.
«Нет, ужасно милый, ужасно… приревновал…», – вся немея от счастья, подумала Наташа.
– Пошла, потому что ты обидел меня, – сказала она вслух. – Пил, будто меня и не было с тобой рядом, будто ты для этого только и пришел.
– Семейная размолвка по всем правилам, – преодолевая похмельную тяжесть лица, улыбнулся Савин. – С Новым годом, Наташенька.
Лифт приехал – громко щелкнули контроллеры, и он встал.
– Пока! – поцеловала Наташа Савина в щеку.
– Вечером тебе позвоню, – сказал он, стоя уже с той стороны двери.
– Жду, – наклоняясь к нему и снова целуя, теперь в губы, сказала Наташа. – Закрывай. Холодно.
Савин захлопнул дверь шахты, она закрыла двери лифта и нажала кнопку этажа.
В квартире Ириша с Оксаной стелили постели. Оксана легла на раскладушку, а Наташа с Иришей на тахту. Наташа думала, что долго не сможет заснуть, Ириша будет мешать ей, но заснула, едва, кажется, закрыла, подтянув одеяло к подбородку, глаза.
В начале марта раздали вопросы к экзаменам. Вопросы были отпечатаны на просвечивающей папиросной бумаге, Наташе достался какой-то десятый, совершенно слепой экземпляр, каждое слово приходилось расшифровывать, это раздражало, и не хотелось заниматься, хотелось, чтобы скорее уже все было позади – и экзамены, и выпускной вечер, чтобы на руках был уже аттестат зрелости, со школой покончено – и впереди иная, настоящая наконец жизнь, полная и свободная, не стиснутая рамками школьной унизительной зависимости от поставленной тебе отметки.