Через пять рук, шестому на поруки (СИ)

— Что я делаю не так? – Мистер Поттер тихо подходит ко мне, почти подкрадываясь, и садится напротив. Из-за его бедра я теперь не вижу голову Морисса Здоба, одного из лучших нападающих мира по квиддичу двадцать лет назад.

— Неужели вы правда не понимаете? – тяну руку к карточке Здоба и выдергиваю ее из ловушки.

— Правда, — все начинается с усмешки, а потом он, кажется, уже полноценно улыбается — какую-то жалкую долю секунды. – Нам трудно понять друг друга, Скорпиус. Разница в возрасте и…

Замолкает, будто не зная еще одной причины. Напряжение, оно между нами, мистер Поттер, это все напряжение.

— Я просто хочу, чтобы мы были друзьями, договорились?

И вы не поверите — он протягивает мне руку для рукопожатия! У него такая приветливая, большая ладонь и такие длинные пальцы.

— Не думаю, что дружба получится, – нет, я не назло артачусь, – но на контакт с вами я иду, мистер Поттер.

Не пожимаю ему руку, а сжимаю лишь большой палец и, пока трясу его, думаю, кто из нас большая наивность. Похоже, что… Даже вероятнее… он.

«А если нет, глупый ребенок?»

Смотрю в его кристально честные глаза, глаза, не ведающие подвоха и не затаившие лжи у владельца. И чем глубже и яснее кажутся мне очи, тем темнее становится реальность, я уже не понимаю, что он от меня хочет. То воспитывать, то не замечать, то раззадоривать, и теперь дружить. Но спросить у него ничего не могу, да и не ответит он, а поступит так же, как тогда в игре – дотронется до поля и будет продолжать считать себя честным.

Улыбаюсь ему, надеясь, что дурак все же не я, и наконец отпускаю его палец, который и отпускать-то на самом деле не очень-то хотелось.

========== 16-ая глава ==========

Он пытается показать и всячески доказать мне, что он хороший. Все эти располагающие улыбки, деликатное внимание, осторожность… Пахнет нафталином. Я сам аккуратно присматриваюсь к этому новому шоу и пока не понимаю, как должен проявить себя, да так, чтобы и пьесу сбить, и не рассориться в крах.

Зачем он это делает? И как я смогу его равнодушие ко мне перекроить в сложность отношений, когда буквально каждый взгляд он вынужден контролировать. А быть может, это все мое «славное воображение», и на самом деле все, что его интересует, — это мой отец?

— Скажи-ка мне, Скорпиус, — начинает он мягким голосом, — к вам в Малфой-мэнор, в частности, к твоему отцу, никогда не приходили подозрительные незнакомые личности?

— Подозрительные незнакомые личности? – как можно невиннее переспрашиваю я, и в голове уже возникают образы всех папочкиных «коллег» в темных дорожных плащах, выстраивающиеся один за другим.

— Да, такие люди, которых твой отец сразу же уводил к себе в кабинет для разговора, — проводит ладонью по подбородку и хмурится, так приятно хмурится.

— Эм-м… — кусаю себя за губу, якобы стараясь вспомнить, а на самом деле думаю уже о другом. Если я расскажу, что, мол, да, были какие-то сомнительные приятели, я же не сдам отца? Ну мало ли кто приходил, а так он заинтересуется и будет весь вечер меня допрашивать с пристрастием. Или сдам? Кошусь в сторону напряженного мистера Поттера и снова протягиваю: — Эм-м…

— Эм? – наклоняется, но он все равно чертовски далеко, на расстоянии нескольких вытянутых рук. – Это значит, были?

— Эм-м, — ну я просто издеваюсь уже, – нет, если честно, то ни разу не ви-и-идел.

— Ты уверен? – спрашивает так, словно правда на что-то надеется.

Пожимаю плечами, чтобы понервировать его лишний раз. Ну а что? Если он сам нервируется, то грех не пользоваться.

— Гм, — мистер Поттер медленно поднимается, и раздается скрип-скрежет отодвигаемого стула. – Пожалуйста, отнесись к этому вопросу серьезнее.

— Зачем? – кажется, своей интонацией я бросаю ему вызов. – Зачем вы спрашиваете про моего отца? Вы в чем-то его подозреваете?

— Да, подозреваю, — отодвигает тарелку с недоеденным ужином и упирается кулаком в стол так, словно вздумал из меня правду выбивать, — и подозреваю давно, а раз он уехал, то могу сказать, что подозрения небезосновательны.

Становится горько внутри, и от страха печень, вероятно, вздумала переместиться ниже, сминая все органы на своем пути.

— Я не понимаю, — надеюсь, не поздно для игры в непонятки. – Это что, школьные обиды? Вы хотите засадить моего отца в тюрягу? – проглатываю ком в горле, и хочется встать и уйти, но не тот час, чтобы себя так вести. Все серьезно.

— Это преступление и наказание, хотя многое зависит от его адвоката, — тяжело выдыхает, либо от жалости ко мне, либо ему легкие перехватило. – И, знаешь, тут дело не в моих обидах, которых не существует, и не в моем желании, которого, опять-таки, нет.

Может, он говорит не такие уж страшные вещи, но в моем воспаленном мозгу ситуация распухла до размеров гиганта, и я уже не могу не вскочить, хотя ноги дрожат:

— Как вы не понятно в чем смеете обвинять моего отца?! – да и голос дрожит. – Засадили когда-то моего деда, а теперь думаете и папу? А потом и меня? Или, может, не будете медлить, а?