Через пять рук, шестому на поруки (СИ)

Черт. Ну почему так выходит? Я же для Джеймса и пальцем не пошевелил, ничего не сделал, почему же нравлюсь? А перед мистером Поттером унижаюсь по полной, а он словно камень, кремень, скала.

Джеймс обнимает, чуть не душа, а я тону, только не в объятиях этих, а в воспоминаниях. Желанное, голое тело в душе, желанное тело, сладко спящее, желанное тело рядом. Тело, принадлежащее не юному, смешному, взбалмошному и в чем-то сумасшедшему, дико эмоциональному парню, тело, принадлежащее не Джеймсу. Тело мистера Поттера. Взрослого, сто раз думающего и один шаг делающего, уравновешенного и спокойного мистера Поттера. Тело мужчины, тело сильное, мощное. Такие руки если схватят, сдохнешь в объятиях, а Джеймс мнется и телится, как котенок у сиськи. Это раздражает. А я ведь также возле мистера Поттера трусь. Да меня ведь и подкинули, как котенка.

Раздражаю ли мистера Поттера я так же, как бесит Джеймс меня?

— Опять… О чем ты думаешь? — Джеймс замечает мою отрешенность, наверное, трудно не заметить, когда человек, которого ты лапаешь, лежит, словно труп. — Скажи честно, о чем ты сейчас размышляешь?

О классном приборе твоего отца я размышляю, Джеймс. О шикарном толстом члене, до которого мне хочется добраться с жаждой бедняка до изумрудов. Блин, как же сильно мне хочется вот так вот и ответить. Но нельзя.

— Ни о чем, просто молю Мерлина, чтобы ты ко мне в штаны не полез, — и не сказать, что вру.

— Ох, — притягивает ближе и носом в ключицу утыкается. — Не будем торопиться, ты ведь с ним тоже не торопишься, да? — звучит вопрос риторически в свете того, что Джеймс в курсе, я не буду отвечать. И следующий вопрос, тоже риторический: — Ведь правда не торопишься? Тебе же страшно? Страшно открывать этот мир?

С мистером Поттером страх перед новым миром — это последнее, что чувствую. Практически не ощущаю сквозь вожделение.

Киваю едва-едва, и Джеймс расслабляется на жалкие пять секунд, а потом возвращается к объятиям. Только дело уже этим не ограничивается — чужое возбуждение касается моего бедра словно случайно, а затем касается еще раз, и еще, уже, очевидно, намеренно.

Я об мистера Поттера так же недавно терся.

Джеймса охватывает дрожь, его голова задирается, я вижу закатанные в наслаждении глаза. Теряет контроль понемногу, дрожит только сильнее и толкается резче и быстрее. А я ничего не чувствую. Пока он тонет в удовольствии, цепляясь за меня руками, я не ощущаю и капли возбуждения.

Кончает со сладким протяжным стоном, до боли схватив меня за бока. Его еще потряхивает, когда он приподнимается, и с блаженной улыбкой смотря в мое лицо, спрашивает:

— Это намного лучше, чем простая дрочка, знаешь?

— Представляю себе, — хмыкаю, хотя с мистером Поттером тогда не получил оргазм.

— Давай и тебе удовольствие доставим, — Джеймс тянет руку вниз, и нужно как-то изловчиться, чтобы он не понял, что я даже не возбужден. — Я очень хочу, чтобы Скорпиус был счастлив.

Дергаюсь, и все же чужая ладонь накрывает пах. Я с удивлением понимаю, что тело мое не так уж и безразлично осталось к Джеймсу.

— Самый лучший оргазм для моего Скорпиуса, — шепчет этот гад, и я завожусь, воображая, что голос на самом деле ниже и более властный. — Верно?

Пальцами оттягивает резинку пижамных штанов и забирается под них. Шиплю, когда он член обхватывает слишком сильно, и сразу же за этим получаю сумасшедшее удовольствие, опять-таки от того, что член обхвачен слишком сильно.

— Альбус под пижамой еще и майку с трусами носит, — говорит Джеймс, и меня словно током бьет. — Ты все же раскованный.

— Откуда ты знаешь, что у Ала под пижамой?

— Мы семья, семья еще и не такое друг про друга знает, — звучит достаточно убедительно.

— Например? — и не дожидаясь примеров, задаю интересующее направление: — Что у твоего отца под пижамой?

Джеймс смеется, но чувствую, что ему не весело совсем.

— Ничего, отец не носит пижаму, — водит по моему члену туда-сюда без особого ритма. — Тебя возбуждает разговор о нем?

Вот это в цель. Меня очень возбуждает все о мистере Поттере.

— Мой отец, — Джеймс нависает надо мной, его колено становится меж моих ног, — ненавидит сладкое, в частности печенье, терпеть не может дождь, и первым делом на работе пролистывает «Ежедневный Пророк»…

Теперь уже мои глаза закатываются в наслаждении, и теперь уже я выгляжу, как дурак, который не может сдерживать стоны.

— В обеденный перерыв он часто тренируется в зале, и придумывает разную ересь, лишь бы не посещать судебные заседания, а ему прощают. — Сжимает член у основания и наклоняется, шепча в мои губы: — Может, тебе детали поинтимнее? Что-то вроде того, что мой отец дрочит каждое утро и любит, когда на его члене скачут.

Я выгибаюсь, и чужая рука скользит по члену, как родная, уж больно много смазки… Закусываю губу, стараясь заглушить стоны, и когда получается, схожу с ума. Этот чертов дрочащий звук, этот чертов пошлый шум.

— Хочешь поскакать на его члене? — тихо спрашивает Джеймс, наверняка думая, что я слишком на взводе, чтобы слышать. Но я слышу…