В кабаке сегодня было тихо. Не играли задорные цимбалы, не было плясок и шумных застольных разговоров. Некоторые столы и вовсе пустовали, а там, где сидели люди, говорили приглушённо и серьёзно. Мавна пару раз огляделась по сторонам и больше не захотела. Хмурые лица, сведённые к переносицам брови, тихие речи на языке райхи – наверняка обсуждали вести Крапивника и решали, кому идти биться, а кому нет. По спине бежали мурашки, хотелось пусть только этим вечером, но не думать о плохом и оставить переживания на будущее, поэтому Мавна смотрела то на Варде, то на Смородника.
– Ты, парень, – сказал вдруг Гожо, перегнувшись через стойку к Варде, – лучше к нам пореже ходи.
Он говорил полушёпотом, виновато пряча глаза. Но Варде покладисто кивнул.
– Я понимаю. Не беспокойся.
Сказал что-то ещё, шепнув на ухо Гожо, – Мавна не расслышала, ковыряла пирог и удивлённо наблюдала, как Смородник со странной блаженной улыбкой растекается по стойке: сперва уложил на столешницу руки, потом положил сверху голову и расслабленно вытянул ноги под лавкой.
– Вот тебе и восемьдесят трав, – хмыкнула Мавна.
Он смотрел на неё мягким затуманенным взглядом, и даже морщинка между бровями совсем разгладилась. Мавна отчего-то смутилась.
– Совсем забыл, – шепнул он и, порывшись в складках одежды, протянул Мавне какой-то маленький предмет, зажатый в кулаке.
Мавна не поверила своим глазам: то был её хлебный ножик, только с новенькой отполированной рукояткой из красивого тёмного дерева. Выдохнув, она осторожно взяла его из ладони Смородника и растроганно поблагодарила.
Гожо занёс бутылку, чтобы плеснуть Смороднику ещё этой густой тёмной остро пахнущей жидкости, но Варде накрыл кружку своей рукой.
– Э-ге, брат, ему больше не наливай. Сейчас заснёт, как мы его домой потащим? Он весит, должно быть, как мы с девчонкой вместе взятые.
Гожо понимающе хмыкнул, а Варде, запустив пальцы в волосы, доверительно шепнул Мавне на ухо:
– Он что-то к вечеру совсем разнервничался, будто туча грозовая. За брата твоего переживал, наверное.
Мавна грустно улыбнулась. Конечно, Раско тут был ни при чём – ну, или в меньшей степени. Смородника, вероятно, расстроила речь Крапивника и та её часть про чародеев. Вздохнув, она лёгким касанием убрала с лица Смородника упавшую прядь волос. Он широко улыбнулся и протянул:
– Ма-авна-а…
От его мягкого голоса по коже пробежали мурашки. Мавна невольно подумала, что, улыбайся он чаще, она бы считала его даже красивым.
Варде допил своё пиво, разделался с раками, убедился, что Мавна тоже сыта, и, отряхнув ладони, потянул Смородника за плечо, пытаясь оторвать от столешницы.
– Всё-всё. Вставай. Пошли. Сейчас руки помоем – и спать.
Мавна прыснула от смеха, но легонько толкнула Варде под руку, чтобы не слишком уж жестоко шутил.
– Что за дрянью вы тут поите, – возмущался Варде под смешки Гожо. – Помоги хоть.
Кое-как вдвоём подняв Смородника на ноги, они вывели его из кабака. Гожо вернулся обратно за стойку, но Смородник и сам вроде стоял, правда, пошатываясь.
До амбара они шли медленно, и Мавна представляла, что просто гуляет по красивому городу с двумя нравящимися ей мужчинами. Ну и что с того, что один из них болотник, а второй немного пьян? Она шла и думала: вот бы сюда ещё Илара, Купаву и маму с отцом – тогда и жизнь её стала бы совсем уж счастливой.
Смородник скинул с себя поддерживающую руку Варде, но шатался так сильно, что Мавне пришлось ненавязчиво взять его под локоть: если падать, то вместе. Вроде бы помогло, и идти он стал уже ровнее.
Мавне хотелось, чтобы они как можно дольше шли вот так: втроём, молча, по пустынной улице, глядя на звёзды и круглую луну. Чтобы ветер приятно шевелил её волосы, чтобы ладонь то и дело нащупывала то вернувшийся к ней ножик в сумке, то руку кого-то из парней. Чтобы всё навсегда осталось в этом мгновении: Раско вернулся и мирно спит в тёплой кровати под присмотром колдуньи Царжи, а тревога в груди Мавны, усмирённая, свернулась где-то глубоко внутри и почти не беспокоит.
Поэтому, когда впереди показался двор с амбаром, Мавна разочарованно вздохнула. Что ж. День выдался долгим и нервным. Задержав руку на шершавой оградке, она закрыла глаза и несколько раз глубоко втянула носом воздух, запоминая ощущения этого вечера.
Варде открыл дверь амбара и пропустил вперёд Смородника. Тот вошёл и с размаху упал в сено – так грузно, что Мавна испугалась, как бы ничего себе не сломал.
– Я схожу на реку, – обронил Варде, подойдя к Мавне. – Тебе воды согреть? Придётся костёр разводить, наша живая печь, увы, вышла из строя.
– Не надо. Я после тебя в речку окунусь.
Варде кивнул и ушёл со двора через заднюю калитку. Мавна устало зевнула, прикрыла за собой амбарную дверь и свернулась в сене – под боком у спящего Смородника, почти прижимаясь к нему спиной и ощущая его тепло. Ей стало так мягко, так спокойно и уютно, что сил встать уже не осталось, и сквозь дрёму она слышала, как чуть позже вернулся Варде, накрыл её чем-то, а потом тоже лёг в сено – гораздо ближе к ней, чем лежал в прошлый раз.