Через пустыню

Это был скорее вопрос, чем утверждение, поэтому я ответил:

— Вы ведь хотите добраться до Лос-Анджелеса. Так вот, я оставляю эту тропу преследователям. Мы едем на юг, а потом на запад к другому перевалу.

Правда, я не сказал, что только слышал от других о том перевале и имею лишь смутное представление, где он находится. Я только знал, что через перевал вела дорога для дилижансов и грузовых перевозок к шахтам Ле-Пасс в Колорадо.

Над далекими горами небо стало лимонным — предупреждение, что солнце скоро будет жечь нас. Где-то на юге были другие источники, но я сомневался, что найти их будет легко. Пустыня имеет обыкновение прятать свою воду в самых неожиданных местах, иногда помечая их ивами, тополями или пальмами, но чаще вода открывается на дне какой-нибудь каменной чаши с низкорослым кустарником или вообще без всякой растительности вокруг. А у нас не было времени на продолжительные поиски.

Она ехала рядом со мной.

— А вы не слишком разговорчивый человек.

— Нет, мэм.

— Вы женаты?

— Если вы интересуетесь насчет шрама на щеке, то я получил его в ножевой драке в Новом Орлеане.

— У вас есть семья?

— У меня? У меня родственников больше, чем яблок на яблоне. У меня родственники по всей стране… но только я человек одинокий, люблю путешествовать… Я по натуре бродяга.

Она поглядела на меня с любопытством и, мне показалось, с легким испугом. Потом сказала:

— Откуда вы, мистер Телль? Вы не сказали мне.

— Нет, мэм, не сказал.

После этого мы проехали молча еще мили две. Показалась длиннохвостая шустрая птица и помчалась впереди нас, весьма довольная компанией. Над нами восходящее солнце меняло цвет неба: серое становилось медным. Горы, лежавшие справа от нас, пока хранили прохладу, но через два часа они станут как раскаленная печка.

— А теперь присматривайтесь к местности. Мы приближаемся к источнику, я не хочу пропустить его.

Моя спутница промолчала, и это было хорошо. Однако мне не хотелось, чтобы она оставалась на меня в обиде; что ни говори, она была очень привлекательной женщиной.

— У вас какие-то неприятности, мэм?

— Я этого не говорила, — холодно ответила она.

Что ж, это было справедливо. Только я здорово рисковал, помогая ей.

Стало жарко… еще жарче. Не чувствовалось ни дуновения. Белый песок вокруг нас превратился в огонь.

Волны раскаленного воздуха размывали горизонт, и вдали возникали странные призрачные озера. Глаза заливал пот. Лошади медленно брели вперед, пот ручейками размывал покрывавший их слой пыли. Теперь никому из нас не хотелось разговаривать.

Время от времени я оглядывался, потому что мы ехали по открытой местности: нас скрывали только волны жаркого воздуха да стены гор, вдоль которых мы продвигались. Сзади я ничего не увидел, кроме той же раскаленной пустыни.

Источник Кукс-Вэлл был где-то здесь, но мы его пропустили, и мне совсем не хотелось начинать поиски. Впереди протекал ручей Блайнд-Спрингс, и если мы пропустим и его, воды не будет до самого конца горной гряды.

Отправились ли преследователи за нами? Или, как я надеялся, направились вдоль Гавермент-роуд к ручью Марл-Спрингс?

— Если бы я знал, насколько вы нужны им, — внезапно произнес я, — это могло бы здорово помочь.

Она некоторое время молчала, затем сказала:

— Человек, который охотится за мной, убьет вас и полдюжины других, чтобы добраться до меня… а потом он убьет меня.

Что ж, ответ был ясен.

В полдень мы сделали привал, и я помог ей спешиться. Я поменял седла на лошадях, потом протер им рты водой из фляжки. Выпив глоток-другой воды, мы отправились дальше.

Весь долгий день мы шли и шли вперед, и уже смеркалось, когда меня покинула надежда обнаружить Блайнд-Спрингс. Мы либо слишком далеко отъехали от гор, либо подъехали к ним слишком близко. Вода во фляжках кончалась, и мне совсем не хотелось думать о том, что будет, если мы вскоре не найдем источник. Мы-то сможем продержаться, но не лошади, а без лошадей мы пропадем.

В сумерках мы остановились, сняли седла с коней, и я опять тщательно обтер их и смочил им рты. Доринда молчала, а я не хотел начинать разговор.

Пришла темная, мягкая и звездная ночь. Откуда-то подул прохладный ветерок, совсем легкий, но и он показался облегчением.

Закончив с лошадьми, я достал из седельных сумок последний кусок хлеба. Он был сухой и черствый, но, когда я разломил его пополам и передал Доринде, она впилась в него, словно в торт. Мы сидели на дюне, жевали хлеб, и наконец она спросила:

— Мы попали в беду, так ведь?

— Вроде этого, — сказал я. — Как мне говорили, в нескольких милях отсюда, в разных направлениях, есть три источника, так что у нас есть выбор.

У нас было немного времени для отдыха, но, рассчитывая, что лошади предупредят нас об опасности, мы улеглись — она на моей постели, а я свернулся в ямке на песке.

Утром, натягивая сапоги при свете последней звезды, я увидел, что Доринда спокойно лежит с открытыми глазами и смотрит на эту звезду.

— Эти края, — произнес я, — слишком суровы для женщин и лошадей.

Она не отвечала несколько минут. Когда я застегнул оружейный пояс, сказала:

— Проводите меня до Лос-Анджелеса… это все, о чем я прошу.