Через пустыню

— Они живут в одном большом оазисе или у них много мелких оазисов?

— Они живут в одном-единственном оазисе, но он так велик, что в нем проживают пятьдесят миллионов человек.

— Аллах акбар! Есть же оазисы, которые кишмя кишат Божьими тварями. Есть ли ручьи в твоем оазисе?

— В моем оазисе течет пятьсот рек и миллионы ручьев. Многие из рек так велики, что по ним ходят суда, каждое из которых вмещает больше людей, чем живет народа в Басме или Рахмате.

— Аллах керим! Вот было бы несчастье, если бы все эти суда в одночасье исчезли!.. В какого Бога верят немей?

— Они верят в твоего Бога, но называют его не Аллах, а Отче.

— Ты гяур? И осмеливаешься говорить с векилем Кбилли! Я прикажу высечь тебя, если ты не потрудишься немедленно исчезнуть с глаз моих.

— Разве я сделал что-нибудь противозаконное или оскорбительное?

— Да. Гяур никогда не смеет показываться мне на глаза. Итак, как зовут твоего проводника?

— Омар бен Садик.

— Хорошо! Омар бен Садик, как долго тебе служит твое имя?

— Со вчерашнего дня.

— Это недолго. Я постараюсь быть милостивым и прикажу дать тебе только двадцать палочных ударов. — Обратившись ко мне, он продолжал: — А как зовут твоего слугу?

— Аллах акбар, но он, к сожалению, сделал твою память такой маленькой, что ты не можешь запомнить двух имен! Как я уже тебе сказал, моего слугу зовут Хаджи Халеф Омар.

— Ты осмелился укорять меня, гяур? Я вынесу тебе приговор позже. Итак, Халеф Омар, ты называешь себя хаджи и служишь неверному? За это я удвою тебе наказание. Как долго ты находишься при нем?

— Пять недель.

— Стало быть, ты получишь шестьдесят ударов по пяткам и еще должен будешь ни есть, ни пить в течение пяти дней… А ты теперь снова скажи свое имя.

— Кара бен Немей.

Хорошо, Кара бен Немей, ты совершил три крупных преступления.

— Какие, сиди?

— Я тебе не сиди! Называй меня «ваша милость» или «ваше высочество»! Твои преступления таковы: во-первых, ты совратил двоих правоверных, взяв их к себе в услужение, — это пятнадцать палочных ударов; во-вторых, ты осмелился помешать мне, нарушив мой кейф [39], — еще пятнадцать палочных ударов; в-третьих, ты усомнился в моей памяти — двадцать палочных ударов. Итого пятьдесят ударов по пяткам. А поскольку я вправе требовать за каждый приговор налог, то все, чем ты владеешь и что носишь с собой, отныне будет принадлежать мне. Я конфискую твое имущество.

— О ваша милость, я восхищен тобой! Твоя справедливость велика, твоя мудрость — выдающаяся, твое милосердие — еще возвышеннее, а твои ум и хитрость — самые выдающиеся. Но я прошу тебя, благородный бей [40] Кбилли, позволь нам увидеть твоего гостя, прежде чем мы подвергнемся столь изощренному наказанию.

— Что ты от него хочешь?

— Я предполагаю, что он знаком со мной, и хотел бы насладиться его видом.

— Он знает, что вы должны прибыть.

— Да? Откуда же?

— Вы прошли мимо и не заметили его, а он сразу же донес мне про вас. Если бы вы не пришли сами, я бы приказал привести вас силой!

Наместник хлопнул, в ладоши, и сейчас же появился чернокожий слуга, бросившийся перед векилем ниц, словно это был сам султан. Векиль прошептал ему на ухо несколько слов, после чего африканец удалился. Через какое-то время дверь отворилась, и вошли десять солдат под предводительством онбаши. Они выглядели жалко в своих лоскутных одеяниях, которые ни в малейшей степени не напоминали военную форму. Большинство солдат были босиком. В руках у них были ружья, которыми можно было делать что угодно, но только не стрелять. Солдаты беспорядочно свалились в ноги векилю, который оглядел их как можно более воинственно, а потом скомандовал:

— Встать!

Они поднялись, и онбаши выхватил из ножен огромную саблю.

— Становись! — рыкнул он зычным голосом.

Солдаты стали один подле другого, как попало держа ружья в смуглых руках.

— Ружья на плечо! — скомандовал теперь онбаши.

Ружья взлетели, стукаясь одно о другое, задевая о стены и натыкаясь на головы статных героев, но через некоторое время все же благополучно улеглись на плечи своих хозяев.

— Ружья на караул!

Снова ружья сцепились в беспорядочный узел. Неудивительно, что одно из них вдруг потеряло… ствол. Солдат спокойно нагнулся, поднял упавший ствол, оглядел его со всех сторон и посмотрел сквозь него на свет, дабы убедиться, что дырка, из которой вылетает заряд, еще на месте. Потом вытащил из кармана веревку, сплетенную из пальмового волокна, и бережно привязал к ложу. Потом солдат с огромным удовлетворением на лице привел, наконец-то, оружие в положение, предписанное последней командой.

— Смирно и не болтать!

При этой команде солдаты с показной энергией и силой сжали губы, вскинули головы и стали буквально поедать глазами начальство в ожидании новых приказов. Солдаты уже заметили, что были вызваны охранять троих преступников, и хотели произвести должное впечатление.

Мне стоило немалого труда оставаться серьезным при этих диковинных действиях. Надо отметить, что мое веселое расположение духа удесятеряло мужество моих спутников.

И снова отворилась дверь. Вошел человек, которого мы ожидали. В нем я сразу же узнал убийцу из пустыни.